Читать ««Свет ты наш, Верховина...»» онлайн - страница 209

— Ох, и хлопец! — восторженно шепнул мне Скрипка. — Ну… министр! А?

Выбравшись на гребень, я оглянулся. Стража поднималась за нами следом, а по ту сторону границы в лучах утреннего солнца зарей горел алый флаг над домом.

Когда мы перевалили вершину горы, ко мне подошел Юрко. Он был взволнован, хотя и пытался скрыть свое волнение.

— Пане инженер, — сказал Юрко, — уходите поскорее! Нас тут много, мы друг на друга похожи, а вас жандармы по одеже особо приметят.

— Спасибо за совет. А ты что будешь делать?

— Я? — Юрко задумался. — Я вот только присмотрю, чтобы людей не тронули, и жинку с сынком до села проведу, а там что-нибудь придумаю.

— Был бы я молодой, — произнес Скрипка, — ушел бы теперь на ту сторону.

Юрко покачал головой.

— Нет, мне уходить нельзя, диду, у меня и здесь дела будет много… Ну, прощайте, может, еще свидимся.

Но свидеться нам не пришлось. Часа два спустя после того, как мы расстались с селянами близ домика лесника, около полусотни жандармов окружили лесорубов и попытались схватить Юрка. Лесорубы не выдали товарища. Жандармы открыли огонь. Лесорубы бросились в топоры и зарубили жандармского офицера. Им удалось прорваться сквозь кольцо и уйти вглубь леса. Во время этой схватки был смертельно ранен Юрко. Умирал он в полном сознании, молча и только перед смертью сказал унесшим его с собой в лес товарищам:

— Не забывайте, хлопцы, зачем жить остались. И меня не забывайте. А як придут из-за гор наши, постучите в мою могилку.

Похоронили его вблизи перевала, у глухой тропы, по которой четыре года спустя, осенней ночью, жена Юрка Мария провела в тыл оборонявшим перевал гитлеровцам советский батальон. И сейчас еще можно прочитать на могильном кресте выжженную в ту пору короткую надпись: «Юрку, пришли!»

53

В старинной греко-католической церкви по Цегольнянской улице были зажжены все праздничные огни, и пан превелебный Новак возносил молитву о даровании победы оружию славного витязя Хорти и его союзников.

Вряд ли еще когда-нибудь в своей жизни духовный отец молился с таким усердием, как в июньский погожий день тысяча девятьсот сорок первого года, и казалось, что Новак не просил победы, а требовал ее у бога.

Война!

Давно уже вблизи советской границы по горам, от вершины до подножий, безжалостно вырубались широкие частые просеки, позволяющие хорошо просматривать местность. Из сел сгоняли людей строить укрепления на перевалах, но все, что вчера лишь было догадкой, предположением, слухом, сегодня стало действительностью. Война с Советским Союзом! Война!

Страшно прозвучало для меня вначале это слово, почти невозможно было сразу осознать его трагический смысл.

Хлынул новый поток репрессий. Даже в самых глухих горных селах появились усиленные пулеметами жандармские посты. Жандармы проводили облавы на отказывающихся ехать работать в Германию верховинских селян. Селяне встречали жандармов топорами, кольями и после кровавых стычек уходили в лес.

Родная речь была под запретом. Непокорных учителей высылали вглубь Венгрии.

«Под страхом смертной казни…» — с этих слов начинался почти каждый приказ или постановление.