Читать ««Свет ты наш, Верховина...»» онлайн - страница 182

45

Но пока велась эта игра в «автономию», в Вене шел торг за счет нашего края между Риббентропом и хортиевским министром Чаки. Гитлер за союз Венгрии с Германией в будущей войне против Советского Союза соглашался отдать Хорти часть Подкарпатской Руси, а другую оставлял пока Августину Волошину.

Как только стало известно об этом торге, край насторожился и закипел.

В Ужгороде тут и там возникали митинги, то стихийные, то организованные различными партиями.

Один из таких стихийно возникших митингов задержал меня на площади перед театром. Из соседнего ресторана был вынесен столик, и толпа возвращающихся со службы и работы горожан, группы селян, пришедших в город, слушали оратора, стоявшего на этом столике, с которого даже не сдернули скатерть.

Оратор, с большой трехцветной кокардой на отвороте плаща, простирая руки, кричал о справедливости и о том благе, которое якобы ждет всех нас под Стефановой короной.

Я узнал оратора, это был Лещецкий. Его речь перебивали выкриками, но он, Лещецкий, вчерашний аграрий, отлично понимал, что автономия и прежняя чешская ориентация теперь уже невыгодны ему: первая — утопична и недолговечна, а вторая — невозвратима. Он верил только в силу, а чутье подсказывало ему, что сейчас сила будет на стороне мадьярского «витязя» Хорти; и Лещецкий ратовал за нее не потому, что таким было его, Лещецкого, убеждение, а потому, что уже сейчас стремился выслужиться перед этой силой.

— Народ хочет к Венгрии! — выкрикивал Лещецкий, то и дело поправляя кокарду на отвороте.

— Брешете, пане! — перебил его молодой, зычный голос, и кто-то, расталкивая толпу, стал пробираться к столику.

Я сдержал напирающих на меня сзади людей, чтобы дать проход человеку. Он шел быстро и не боком, а чуть наклонив корпус, грудью вперед. Вот поравнялось со мной его горящее, в оспинках, лицо, вмиг воскресившее в моей памяти колыбу лесорубов близ Ужокского перевала.

— Юрко!

Он оглянулся на меня и, то ли не узнал, то ли потому, что все в нем было устремлено к чему-то другому, не ответил и пошел дальше. Легким, без видимого усилия, прыжком он очутился на столике рядом с Лещецким и, отстранив его рукой, в которой была зажата шляпа с традиционной для лесорубов еловой веточкой за тесьмой, повторил:

— Брешете, пане! Не вы, а я вот скажу, чего хочет народ. Народу не нужна ни панская автономия, ни мадьярское панство. Сыты мы панством по горло. Не нужна нам и святая Стефанова корона, про которую тут пан дуже красно говорил. От той короны у самого мадьярского народа голова к земле клонится и кости трещат. — Голос Юрка вдруг взлетел высоко. — Хватит нам все по чужим и по чужим. Мы не без роду люди, мы хотим до своих, до Советской Украины, до Советской России. Вот чего хочет народ и будет хотеть, пока своего не добьется.

Толпа сдвинулась.

— Верно, хлопче!

— Коммунист! Долой его! — выкрикнул стоявший невдалеке от меня парень в черной форменной рубашке, в какие одел свою национальную партию Фенцик.

— Долой! Долой! — повторили голоса, и несколько человек, в том числе и парень, устремились к столику.