Читать ««Свет ты наш, Верховина...»» онлайн - страница 143
Матвей Григорьевич Тевелев
— Эге! Товарищу Куртинец! Олексо!
— Доброго здоровья, Ильку.
— Что так в ночи?
— По поручению краевого комитета.
— Вот добре, — сказал Горуля, — а то, знаешь, — и кивнул в сторону костров, — войско!
— Сколько идет? — спросил Куртинец.
— Не считал, — пожал плечами Горуля, — думаю, тысяч десять, а то, может, и все двенадцать.
Куртинец встал, окинул взглядом длинную вереницу огней и снова сел.
— Хорошо поднялись!.. Я листовки привез.
— Как добирался? — заботливо спросил Горуля.
— До Свалявы на авто, а оттуда лошадьми.
— Не рискованно одному?
— А я не один, — сказал Куртинец, — со мною товарищи.
— Так лучше, — произнес Горуля и, помолчав, осторожно спросил: — Ну, а як там мой Иванко? Все еще у тебя в Мукачеве?
— Нет, уехал.
— Куда?
— Сюда, к вам.
Горуля забеспокоился:
— Не было его тут.
— Плохо, значит, смотришь. Лучше надо смотреть, — и Куртинец засмеялся.
Горуля недоуменно поглядел на смеющегося Куртинца, затем поднялся и оглянулся.
— Я шагнул к нему.
— Иванку!.. Человече!..
Мы обнялись и расцеловались.
— Вот теперь ты пришел, — шептал Горуля. — Теперь уж пришел… Ох, и заждался я тебя!..
Он взял меня, как бывало в детстве, за плечи и повернул в сторону дороги:
— Видишь, сколько нас?..
Бесконечная вереница костров уходила вдаль, отгоняя холодную темень осенней ночи. Сотни, тысячи людей лежали и сидели у огня. Народ был в походе, и какой-то грозной силой веяло от этих костров, пылающих по обеим сторонам дороги. И мне казалось, что те же огни освещали в детстве моем поляну близ Студеницы, когда мать, держа меня за руку, вышла на круг перед громадой и произнесла: «Я Белинцова Мария. Воля моя — быть с Украиной-матерью нашей на веки вечные» и громада отозвалась: «Да будет!»
— Пойду с вами, вуйку, — сказал я.
— В добрый час, — кивнул Горуля.
Тем временем у костра развязали привезенный из Мукачева мешок. Куртинец вытащил из него несколько пачек листовок и, когда мы подошли к костру, протянул одну из них Горуле.
Горуля взял тонкий листок, начинающийся словами: «Требуйте хлеба и работы! Требуйте договора о дружбе с Советским Союзом! Требуйте единого фронта против фашизма!»
Куртинец терпеливо ждал, пока Горуля прочитает все до конца, а читал тот, по обычаю своему, медленно, вникая в каждое слово.
— То верно, что не милости идем просить, — произнес он. — Свое, кровное требуем.
— С рассветом раздайте, — сказал Куртинец, закуривая от головешки. — Завтра утром рабочие Мукачева объявят забастовку солидарности и выйдут на улицу вместе с вами. Пусть люди поймут свои права и силу.
Горуля воодушевился.
— Поймут, Олексо! Все поймут, не сомневайся.
— … И пусть знают, что партия наша всегда за них и всегда с ними. Из Праги звонил товарищ Готвальд и сказал, что Центральный Комитет партии придает огромное значение походу. Ведь это не только голодный поход, и народ требует не только хлеба и работы.
— То правда, — подтвердил Горуля. — Як бы ты послушал, Олексо, что люди на митингах про Гитлера говорят и про тех песиголовцев, что ему служат у нас на Чехословатчине!..