Читать ««Свет ты наш, Верховина...»» онлайн - страница 100

— Выпейте, — просит она.

Я пью покорно, но неловко, по капле.

— Совсем разучился.

На лице Ружаны выражение материнской заботы, от которой на душе делается легко и спокойно.

— Какой сегодня день? — спрашиваю я.

Ружана отвечает.

— Я был очень болен?

— Да, вы были очень больны, пане Белинец, но теперь все прошло. Прошу вас, ни о чем не думайте и не разговаривайте много: это вредно… Я только об одном хочу вам сказать: когда вы были больны, вами интересовался пан Матлах. Он говорил, что вы с ним из одного села, и просил передать, что, как только представится возможность, ему нужно встретиться с вами.

— Матлах? — переспрашиваю я. — Да, мы с ним односельчане… Что ему надо?

— Ну вот, вы уже и волнуетесь, — укоризненно говорит Ружана. — Знала бы, ничего не сказала.

— Нет, я не волнуюсь… Матлах?.. Он не говорил, зачем я ему нужен?

— Нет. Он приезжал в Ужгород к врачам. У него ноги больны, не может передвигаться… Скоро он снова приедет. Все! Больше и не вздумайте расспрашивать!

Я ощущаю такую усталость, что глаза мои смыкаются, и я засыпаю…

Возвращаясь из банка, Чонка сразу забегает ко мне во флигелек.

— Рад, что все обошлось и ты выкарабкался, — говорит он, грузно опускаясь в кресло. — Слушай, а не глотнуть ли нам по случаю твоего выздоровления? Нельзя? Почему нельзя? А, эта Ружана! Но что женщины понимают в вине? Ровным счетом ничего.

Чонка тоже говорит мне о Матлахе.

— Черт его знает, зачем ты ему понадобился! Но Матлах — это серьезно. Он высоко котируется, его побаиваются. Груб? Да, груб, но человек своего слова. Скажет: «Я вас съем» — и съест, даже косточек не останется. Скажет: «Я вас озолочу» — озолотит!

— И тоже косточек не останется? — улыбается Ружана.

— В деловом мире и так бывает, — соглашается Чонка.

Только через несколько дней Ружана разрешила мне прогулки по дворовому садику. Ей доставляло большое удовольствие опекать меня, а мне — подчиняться ее опеке. Иногда она сама подолгу бродила со мной взад и вперед по коротким дорожкам садика, расспрашивая о Верховине, Брно, о людях, которых мне приходилось встречать. Я рассказывал ей о Горуле, быстровском учителе, Гафии, докторе Мареке. Для Ружаны это были люди из другого мира, совсем не похожие на тех, каких знала она.

Но радостное чувство выздоровления омрачилось. Я очень скоро заметил, как сухо разговаривали со мной старый и пани Юлия. Красные глаза Ружаны и раздражительность Чонки были тоже достаточно красноречивы. Было ясно, что в доме Лембеев разлад и виновник его я.

В конце концов Чонка рассказал мне о том, какая буря поднялась в семье, когда Ружана не дала увезти меня в больницу и, пренебрегая возмущением домашних, приняла на себя тяжелую обязанность сиделки. Она не отходила от моей постели в течение десяти дней, строго выполняя все указания врача.