Читать «Горшок черного проса» онлайн - страница 103

Поплевав на ладонь, Фомкин загасил и растер окурок. Время пока терпит. Минут пяток-десяток можно и подождать. А потом он его растолкает. Где-то недалеко от лодки чмокнула, булькнула вода, и он определил, что это сом: вышел, стало быть, крокодил, на мелководье — погоняться за мелюзгой. А потом еще сыграла рыба, на этот раз — верхогляд. Один он так может хвостом по воде с разворота протрепетать. Вот тоже порода! Плоский, как лещ, но прогонистый: иного красавца в метр не уложишь, а ротик махонький и трубкой гофрированной кверху загнут. Это чтобы порхающих над водой бабочек удобней ловить. Чешуйка на нем мелкая, серебристая, ближе к спине с темноватым отливом. А жирен же он, собака, в этакую пору! Подсоли его чуть-чуть, малость над дымком подержи, чтобы муха не липла, и подвяливай на солнышке. А как дойдет до кондиции, нарежь тоненькими ломтиками, и будут они исходить, истекать жиром и светиться янтарно, как смола на свежем затесе…

Фомкин знает, что верхогляда можно взять уловисто. Весь он сейчас на мелях, до единого! Да разве только он? Почти вся рыба: и толстолоб, и нельма, и ленок, и лещ, и касатка, и налим, и сом, и осетр. Даже щука, даже крупный сазан в броневой чешуе с круглый рубль — и те убрались с глубоких сквозных путей поближе к песчаным косам, к заливам, к маленьким проточкам, потому что на Амуре начался осенний ход кеты, и все живое под водой отступило перед великими стадами лосося, которые поочередно — первым ходом, вторым и третьим — поднимались вверх по реке на нерест. Днем и ночью, по большим штормам и по тихой погоде шла эта странная рыба отыскивать свои единственные, впадающие в Амур горные ключи и речушки, где каждая из них словно в персональном лососевом родильном доме превратилась четыре года назад из икринки в крохотного малька и, чуток окрепнув, ушла той же осенью выгуливаться — в Тихий океан… А ведь родители-то ихние не ушли! Исполнили свой долг и там же хвосты откинули, выстлали донные просторы бесчисленных речушек и ключей, посеребрили их своими телами. Такой уж закон природа для лосося придумала: выведи потомство — и умри… И те мальки, что к нынешней осени достигли в океане отцовской и материнской зрелости и шли сейчас фарватером амурским на нерест, повторят судьбу своих предков. И никому не под силу удержать их на этом многотрудном и долгом пути, пока плывут они Амуром — к истокам Амгуни и Горина, к родным местам на Анюе и Хунгари… Даже дельфинам в лимане, не говоря уже про нерп, — и тем не под силу бывает! А ведь и вправду толкуют, что ум у дельфинов наподобие человеческого! Словно сговорившись, собираются они в одночасье в громадном количестве далеко отсюда — на устье, где волна амурская начинает смешиваться с морской, выстраиваются сплошной стеной на лососевом пути и ждут-поджидают… И до какой хитрости додумываются! Как появятся на ихнем подводном горизонте гонцы кеты — самые зубастые и сильные из рыбьих мужиков, — разведчики, значит, и дорог прокладыватели, — разомкнут дельфины реденько свой строй, пропустят сквозь него гонцов, как пропускает пехота через свои боевые порядки танки противника, потом ворота наглухо захлопывают и начинают потеху!.. Что там творится под водой в это время — одному Нептуну известно. А сверху только и видно, как словно бы закипит, заволнуется, задышит вода в необозримо широком лимане, и в этом кипении то тут, то там всплывают в розово окрашенных струях изуродованные рыбины — какая без хвоста, какая без головы — и тут же исчезают в пучине. Гибнут десятками и сотнями лососи, но не без борьбы, а в великой битве подводной. Ушли вперед гонцы делать порученное им дело, но косяки кеты остались не обезоруженными. В передних рядах у них тоже выставлены клыкастые самцы — каждый словно свирепый кабан-секач. Бросаются они на дельфинью стену, таранят, рвут зубами, гибнут, но те, что живыми остаются, пробивают в конце концов бреши, в которые неудержимо устремляются стада лосося. И пойдут они, теперь уже безостановочно, все дальше и дальше вверх по Амуру — по следам своих гонцов. А те — все вперед и вперед! Яростные, ни себя, ни других не щадят. Вот и уходит вся рыба с фарватера — от греха подальше — на мели. Лишь одна калуга — царица фарватера, владычица амурская — остается на глубинах. Калуга кеты не стесняется. Гонцы для нее — семечки! На них она — ноль внимания, она поджидает лососевые стада, а дождавшись, усиленно утоляет могучий свой аппетит. Скорость у нее — прямо реактивная. Ловкость в маневре — невероятная. И губа не дура у калуги: охотится исключительно на самочек серебристых, поскольку они битком набиты икрой, да и для употребления удобны, потому как мельче самцов…