Читать «Анастасия. Вся нежность века (сборник)» онлайн - страница 132

Быть может, это и отрада, когда напрямую говоришь с Богом, а не с миром. Но часто ли Ему есть дело до нас?

И мы узнаем друг друга по этим глазам, видящим другие измерения, по этой муке невысказанности и невоплощенности, безглагольности нездешней печали…

* * *

В детстве, еще при жизни прабабушки Розалии, мне довелось держать в руках неправдоподобно маленькую и легкую атласную бальную туфельку, обнаруженную мною в каком-то огромном коробе со старыми вещами, где безысходно тлели обрывки ватных капотов и меховых пелерин вперемешку с книгами in quarto на непонятных языках с красиво выписанными виньетками, но, увы! – без картинок; какие-то тщательно вывязанные банты и маски с вуалетками, гирлянды ненюфар, обломки фарфоровых статуэток, какие-то пряжки, застежки, заколки, битые золоченые флаконы без пробок – весь тот хлам, который женщина в порыве обновления просто сгребает со своего туалетного столика, чтобы тут же заставить его заново.

На чердак я проникала украдкой, когда вместе с родней приходила в их строгий дом на обязательные обеды по случаю семейных или государственных праздников. Во всеобщей суете мои длительные отлучки так и не были никогда обнаружены. Для меня же детское и, как мне тогда казалось, рискованное приключение полнилось тайной.

По шаткой приставной лестнице, балансируя на хлипких ступеньках, я взбиралась наверх, отодвигала щеколду и попадала в никем не тревоженное царство прошлого.

Дневной солнечный свет узкими тонкими столбами, игравшими цветной радугой, проникал сквозь щелястую крышу и, казалось, жил сам по себе, ни к чему не прикасаясь, ничего не освещая.

Весь первобытный хаос чердака – сломанная мебель, дырявые кастрюли, изношенные сапоги и вещи, совершенно уже загадочные, чье предназначение уразуметь я была не в силах, вовсе не казались мне мертвыми и отжившими, напротив, они будто затаились и ждали урочного часа, чтобы развернуться в новую жизнь, которая обязательно придет и вновь наполнит теплом и смыслом их существование.

Весь этот зачарованный мир, помимо слоя седой нетревоженной пыли, охраняли страшнейшего вида пауки, неподвижно и сыто восседавшие в центре толстых махровых плетений, не поддававшихся даже венику; сбить которые можно было только большой длинной палкой, припасенной мною у входа.

Не спуская с меня маленьких красных глаз, пауки лениво перебирались к краям паутины и затаивались в размышлении, чего бы такого коварного со мной предпринять. Они-то и составляли главный физический ужас моих тайных чердачных вылазок.

Я не знаю, как там текло время, двигалось ли оно вообще, потому что, попадая на какую-нибудь старинную русскую книгу с ерами и ятями, я могла дочитать ее до половины, прежде чем спохватывалась, что мое длительное отсутствие могут обнаружить.

И однажды в моих руках оказалась совершенно новая бледно-салатовая атласная туфелька с высоким подъемом и атласом же обтянутым каблучком, необычайно грациозно вырезанная спереди и украшенная мелкими шифоновыми розочками того непередаваемого палевого цвета, какой только в настоящих розах и встречается.