Читать «Сталин. По ту сторону добра и зла» онлайн - страница 11

Сосо никогда не пропускал занятий и не опаздывал на уроки, но горе было тем, кто допускал подобные оплошности в те дни, когда он был дежурным.

С каким-то нескрываемым удовольствием он отмечал провинившихся и не поддавался ни на какие уговоры. Была в его отношениях с одноклассниками и еще одна особенность: он никогда не давал списывать задания. Возможно, это своеобразная месть своим однокашникам, которых он от всей души презирал. Откуда шло это презрение? По всей видимости, от того, что он уже в детстве отличался от других детей, и они, в свою очередь, относились к нему крайне настороженно. Да и как еще можно было относиться к угрюмому и неприветливому мальчику, в глазах которого светились презрение и осознание своего превосходства.

Если он и нисходил к общению со сверстниками, то говорил, как правило, мало и грубо. Поражала в нем и необычайная мстительность, причем мстить он предпочитал чаще всего чужими руками, для чего с дьявольской хитростью провоцировал всевозможные конфликты. Порою он ждал этой мести месяцы и даже годы, что говорило о его необыкновенной злопамятности.

Что из себя представлял в то время Сосо, хорошо известно из рассказов Иосифа Иремашвили, который так не вовремя надумал стряхивать пыль со своего платья посреди борцовского поединка. Ведь именно он был одно время наиболее близок к Сосо, квартира которого стала для него вторым домом. По его словам, Сосо был худым, но довольно крепким мальчиком с «упорным безбоязненным взглядом живых темных глаз на покрытом оспинами лице, с гордо откинутой головой и внушительным, дерзко вздернутым носом».

Он был «не такой по-ребячьи беззаботный, как большинство его товарищей по училищу, временами он словно встряхивался и целеустремленно, с упорством принимался или карабкаться по скалам, или же старался забросить как можно дальше камень». При этом Сосо «отличался полнейшим равнодушием к окружающим; его не трогали радости и печали товарищей по училищу, никто не видел его плачущим». «Для него, — утверждал Иремашвили, — высшая радость состояла в том, чтобы одержать победу и внушить страх... По-настоящему он любил только одного человека — свою мать... Как мальчик и юноша, он был хорошим другом для тех, кто подчинялся его властной воле...»

Ничего хорошего в этом, конечно, не было. Мало того, что покорность одних порождала желание властвовать над остальными, маленький тиран начинал испытывать отрицательные эмоции при любом неподчинении. Да и что ему еще оставалось делать? Везде и всегда стремившийся к лидерству, он то и дело ввязывался в драки и часто приходил домой в синяках. Там его встречал уже набравшийся с утра отец, и все начиналось сначала...

И вряд ли стоит удивляться тому, что, с обезображенным лицом и почти не сгибавшейся левой рукой, он становился все более замкнутым, перестал играть, а если с ним заговаривали, отделывался односложными ответами. Веселость постепенно исчезала, а в характере появлялись жестокость и мстительность по отношению к обидчикам. «Незаслуженные страшные побои, — вспоминал Иремашвили, — сделали мальчика столь же суровым и бессердечным, каким был его отец. Поскольку люди, наделенные властью над другими благодаря своей силе или старшинству, представлялись ему похожими на отца, в нем скоро развилось чувство мстительности ко всем, кто мог иметь какую-либо власть над ним. С юности осуществление мстительных замыслов стало для него целью, которой подчинялись все его усилия».