Читать «Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1» онлайн - страница 162

Сборник статей

Захват Перемышля долго оставался поводом для торжества. Очень оперативно был создан фильм, который Орешников увидел в кинематографе 7 апреля. Там были «виды Перемышля через час после взятия, окопы перед Перемышлем; масса пленных поражает. Любопытен доклад Янушевича (начальник штаба) Главнокомандующему (великому князю, Николаю Николаевичу – А. Х.) в его ставке о взятии Переемышля; доклад перед домиком Главнокомандующего; великий князь после доклада его поцеловал». В Москве появились и более основательные вещественные доказательства перемышльской виктории; 22 апреля Алексей Васильевич «смотрел 2 австрийские пушки, взятые в Перемышле; стоят у кремлевских казарм». Однако атмосферу на австрийско-российском фронте запечатлевали не только официозные киношники, но и частные люди. Так, Михаил Езучевский прислал своей жене полтора десятка рисунков, которые она показала Алексею Васильевичу. Вопреки собственному неприятию новых художественных течений 16 апреля гость оценил их по достоинству. «Несмотря на импрессионистский характер, фигуры и группы очень жизненны. Хороши пленные австрийцы, раненые пленные, трупы на поле битвы (Грабово)».

В марте, почти одновременно с боями за Перемышль происходили военные действия и на Черном море. Под датой 16 марта в понедельник Страстной недели появилась запись: «Наш флот бомбардировал со стороны Черного моря турецкие форта у Босфора. По-видимому, готовятся решительные операции на этом фронте». На северо-западе дела обстояли хуже: «Приезжие из Либавы говорят о панике, охватившей город, ввиду ожидающегося там десанта. По слухам, десант немцев потоплен» Однако уже 18 марта нумизмату стало известно: «Бомбардировалась Либава». Она была взята немецкими войсками после боев 19–26 апреля. 16 же марта Алексей Васильевич записал и слух, «будто бы у союзных держав подписано оставить Константинополь и прилегающую зону за Россией». 24 марта он узнал, что «под Одессой взорвался на наших минах небольшой турецкий крейсер «Меджидие». В Великую субботу наши суда под Севастополем встретились с «Гебеном» и «Бреслау», последние уклонились от боя».

В апреле 1915 года Алексей Васильевич по-прежнему записывал по преимуществу народную молву: 6 апреля – «будто бы в Царском селе было заседание у Государя 4 дня тому назад: Австрия предложила мир, соглашаясь отдать Галицию, Боснию и Герцеговину России (последние не Сербии), но вопрос остановился из-за требования России пропустить наши войска к границе Силезии. Правда ли это?» – сомневался он. Однако уже 28 апреля пришлось признаться: «В Австрии мы терпим местами неудачу», более того 3 мая: В Австрии мы отступили от Карпат, неприятель подходил к Перемышлю», а 7 мая «разнесся слух, что Перемышль у нас отнят, хотя подтверждения в газетах нет». Слух оказался ложным, что 15 мая подтвердил и Ф. А. Уваров, хорунжий во 2-м Сунженско-Владикавказском казачьем конном полку. По его словам, «положение Южного фронта хорошо, Северного – плохо; положение Перемышля опасное. Галиция – крайне неинтересное приобретение, почва плохая, народ некультурный». Тем не менее, 18 мая Орешников пишет с облегчением, «дела наши в Галиции как будто лучше». Однако уже 20 мая записывает очередной устрашивший его слух: «Говорят, при отступлении с Карпат мы потеряли убитыми и ранеными 150000 человек. Ужас!», а 22 мая – «Ужасное известие! Перемышль у нас отобран», добавляя официально опубликованную оценку ситуации: «Судя по газетам, положение наше в Галиции очень плохо» и 26–27 мая снова передает слухи: «Дела наши на войне неважны; слышно из разных кругов, что в этом году война не кончится». К 6 июню Москвы достигли «тревожные известия о положении Львова», а 7-го – Варшавы, Риги, даже Петербурга. Оставалось утешаться высказанным 9 июня мнением кн. Э. Н. Щербатова, чиновника по особым поручениям при председателе Исторического музея, сына управляющего Министерством внутренних дел России (с 5 июня по 29 сентября 1915 г.), будто «если Львов возьмут, беда не велика! Он нам не нужен и не важен» В отличие от Львова, по его же словам, «Киев в опасности от немцев», в связи с чем он советовал «древности из Киевского музея перевезти в Москву». Уже 17–19 июня Алексею Васильевичу стало ясно, что «мы из Галиции вытеснены». А 6 июля он уже констатировал, что положение наше на германском фронте тяжелое; немцы теснят и к Риге и к Варшаве», в связи с чем 8 июля «было всенародное молебствие о даровании победы».