Читать «Станиславский» онлайн - страница 8
Елена Ивановна Полякова
Особых забот требовал второй ребенок.
Он родился слабым, с жидкими волосами, долго не держал головку. Девятимесячному мальчику прививали оспу, доктор держал в руке ланцет; голова маленького резко качнулась вниз, и он укололся об острие нижним веком. На веке привилась оспа, оспинка осталась на всю жизнь. Мальчик был «золотушным», как говорили тогда. Его купали во всяких отварах и настоях, няня помнила, что купали в вине. Вино ли помогло, или материнские заботы, или нянин уход — вероятно, все вместе. К семи годам мальчик окреп, волосы его завились, румянец окрасил щеки, ярким стал крупный «вишняковский» рот.
Он долго не говорил, а заговорив — глотал слова, не выговаривал «л» и «р». Упорно пел какую-то мелодию — «а-я — ва-я-я», — в которой можно было узнать песню из старинной мелодрамы «Велизарий».
Он поднял на ноги дом, сказав, что «игоуку пуагуатпу». Его спрашивали — как проглотил, где иголка? — он показывал на грудь, показывал, как иголка уходит вниз. Слезы, доктор, обследование — оказалось, что никакой иголки не было, что Костя все придумал.
Дети любят мать, причем любовь их вовсе не слепа — она сочетается с наблюдательностью, которая позже приведет к доброй иронии. В 1902 году, пригласив на дачу Чеховых, сын пишет:
«Недели через две приедет мать… Спешу предупредить и сделать Вам ее характеристику. Моя мать — это маленький ребенок с седыми волосами. Она наполовину француженка и наполовину русская. Темперамент и экзальтация от французов, а многие странности — чисто русские. Ложится она спать в 6 часов утра. Кушает — когда придется. Самое большое удовольствие для нее — это хлопотать о чем-нибудь, заботиться и волноваться; не надо ей мешать испытывать это удовольствие и обращать на это внимание. Сейчас она горда и счастлива тем, что Антон Павлович и Вы живете в Любимовке. Вот, мол, какие знакомые у моего сына! Самый большой удар для нее будет, если она почувствует, что Вам рядом с ней неуютно. Первый день она будет очень усиленно улыбаться и стараться быть любезной, по скоро обживется, и вдруг Вы услышите неистовый разнос. Старушка даст волю своему темпераменту и начнет кричать на кого-нибудь. Да как! Как, бывало, кричали на крепостных!.. Через час она пойдет извиняться или баловать того, на кого кричала. Потом она найдет какую-нибудь бедную и будет дни и ночи носиться с ней, отдавать последнюю рубашку, пока, наконец, эта бедная не обкрадет ее. Тогда она станет ее бранить.
Вот еще опасность: ее страсть — ходить за больными. Если бы она могла при Вас исполнить роль горничной, она была бы счастлива. Но, увы, эта мечта неосуществимая, она это знает, — поэтому не бойтесь, она не будет приставать. Она ужасно будет бояться разговаривать с писателем и постарается заговорить об умных вещах. На втором слове перепутает „Чайку“ с „Тремя сестрами“, Островского с Гоголем, а Шекспира с Мольером. И несмотря на все это — она очень талантливый и чуткий человек… Надоедать она не будет, по уж посылать фрукты и конфеты будет ежедневно. Вы их кушайте, только не очень много, а то заболеете».