Читать «Бестужев-Марлинский» онлайн - страница 136

— Ты что делаешь?

Тот поднялся отряхиваясь.

— Шутим-с, барин! — и пустился наутек.

Командир лейб-гренадерского полка Стюрлер не отходил от фасов каре, занятых его солдатами. Он плохо говорил по-русски и, уморительно коверкая слова, упрашивал солдат идти в казармы. Оболенский несколько раз повторял ему:

— Полковник, уйдите, иначе вас унесут…

Его брали под руки и отводили насильно, но он возвращался. Каховский давно уже следил за этой комедией. Наконец подошел к Стюрлеру и выстрелил в него из пистолета. Стюрлер отбежал в сторону, потом вскинул кверху руки, как бы желая подтянуться на невидимом турнике, сделал несколько шагов на месте и упал. Его потащили в дом Главного штаба.

Бестужев думал: «Если бы Измайловский полк присоединился к нам, я бы принял команду и тогда можно было бы решиться на атаку». План атаки вертелся у него в голове. Но измайловцы стояли на месте и, как видно, ждали ночи. А между тем подошел Павловский полк и занял Галерную улицу вдоль.

Император принимал последние меры. Два митрополита — петербургский Серафим и киевский Евгений — в митрах и облачении, с двумя иподиаконами на запятках саней, выехали к бунтовщикам. Солдаты снимали кивера и, взяв ружья к ноге, крестились. Серафим поднял крест, благословляя.

Михаил Кюхельбекер подошел к нему и сказал просто:

— Отойдите, батюшка, не след вам мешаться в это дело.

Слова его, как эхо, отозвались в рядах.

Митрополиты с иподиаконами двинулись назад, сопровождаемые народом. Чьи-то услужливые руки распахнули перед ними калитку забора, окружавшего стройку Исаакиевского собора. За калиткой виднелись грязные рабочие бараки, телеги для подвозки материала, мусор и щебень.

Около четырех часов дня подъехал к каре командующий гвардейской артиллерией генерал Сухозанет. Его не любили в гвардии. Сухозанет закричал что-то о пушках и картечи.

— А привез ли ты конституцию? — отвечали ему. — Скажи, чтоб прислали кого почище тебя… Константин!

— Так узнайте же, что такое Николай!

Сухозанет повернул лошадь и вырвался из каре.

Несколько выстрелов полетело ему вдогонку, и перья посыпались из султана его шляпы. Он на скаку выдернул султан. По-видимому, это было заранее условленным сигналом. Бестужев успел подумать: «Мы погибли. Однако не повести ли солдат в атаку на пушки?..» Откуда-то взявшийся Корнилович сказал:

— Вот теперь надо идти и взять орудия.

Кругом еще кипели какие-то рассуждения. Бестужев не принимал в них участия. Все было бесполезно. Еще утром он хотел или успеха, или смерти. Идя к московцам, он ожидал, что кончит жизнь на штыках, не выходя из полка, — уже тогда он не надеялся на успех. А что же теперь? Только смерть…

Сумерки разорвало пламенем, и первый выстрел грянул. Бестужев кинулся вперед, под пушки, — он искал смерти. Все остальное — каре, народ — стояло на месте, или прицел был взят неверно, или стреляли холостыми зарядами. Конногвардейские офицеры, раздосадованные неудачей своих атак, радовались близости конца.

— Ура! Фора! Фора! — кричали они, как в театре.

Вспыхнуло пламя у бульвара, и два орудийных залпа один за другим загремели, как в настоящем бою. Острые льдинки, веером взлетавшие из-под ног, били в лицо. Флейтщик гвардейского экипажа, мальчик русый и тонкий, подпрыгнул и ударился оземь. С Бестужева слетела простреленная шляпа. «Умру, сейчас умру!» — думал он с восторгом. Возле него катались по земле, корчились и стонали люди. Бестужев услышал голос Пущина, его последнюю команду: