Читать «Зинин» онлайн - страница 61

Естественно, что Зинин рвался к самостоятельным химическим исследованиям, принесшим ему мировую славу. Хорошо было известно и то, что технология ему лежала поперек ума и сердца.

Смерть жены действительно поставила жизнь ученого в условия, неблагоприятные и для занятий и для здоровья. К тому же он успел оценить тихий, преданный характер жены, ее безмолвную, но такую необходимую заботу о нем. Возвращаясь домой в ставшие болезненно тихими комнаты, Зинин тосковал, ему не хватало женщины, бывшей ему не только женой, но и заменившей ему заботливую мать.

Иван Михайлович, прочитавши прошение, не мог ничего возразить. Он только спросил:

— Кого вы оставите вместо себя? Киттары?

— Конечно. Он давно готов! — подтвердил Николай Николаевич и, считая вопрос поконченным, стал собираться в Петербург.

В декабре, когда установился санный путь и почтовые кареты были поставлены на зимний ход, Николай Николаевич взял отпуск и отправился в столицу.

Ничто не удерживало Зинина в Казани. Он покидал татарскую столицу с чувством человека, снимающего отношенную одежду, чтобы одеться в новую. Петербургское будущее освещало неблизкий и неудобный путь, посылало тепло в промерзшую кибитку.

И все-таки, когда кибитка миновала заставы, у одинокого между нетрезвых соседей путника сжалось сердце.

Прощаясь с Симоновым, Николай Николаевич, в шубе и с шапкой в руке, говорил ему:

— Не умею назвать, Иван Михайлович, чувство, которое наполняет существо мое: судьба не дозволила мне испытать сыновней и братской любви… Но я убежден, что чувство, приносимое вам моей душою, можно питать только к отцу и брату!

Иван Михайлович был растроган, повторял смущенно:

— Ну полно, полно…

Николай Николаевич поторопился уйти, чтобы не договориться до слез, — он терпеть не мог сентиментальностей. И теперь еще в кибитке он вертелся в своей тяжелой шубе от неловкости за себя, за невольную грусть расставания.

Всю дорогу почтовая кибитка нагоняла неторопливые крестьянские обозы то в пять, то в десять возов. Ветер срывал с них домотканые пологи, и тогда из соломы показывались оледенелые поросячьи мордочки, или желтые гусиные лапы, или голые ножки бараньих тушек. Все это двигалось в Петербург.

В сопровождении таких возов въехала почтовая кибитка в русскую столицу.

Простудившись в дороге, Николай Николаевич остался в гостинице, дав знать о своем приезде Дубовицкому. Петр Александрович немедленно явился в номер, расцеловался с другом, осмотрел больного, выписал лекарства, отправил коридорного с рецептом в аптеку и только тогда, когда появился на столе самовар, чай, хлеб и варенье, сообщил неприятную новость:

— К сожалению, Уваров отказал нам в переводе!

— Как отказал? — Николай Николаевич даже привстал на постели, хотя весь день не отрывал головы от подушки. — Почему?

— Боится, что у него университеты останутся без профессоров. Мы отбираем у них одного за другим… — не без сочувствия к министру народного просвещения признался ученый секретарь.

— Что же делать?

— Подать в отставку!

— Мне в отставку?!

Николай Николаевич уже сидел в кровати. Петр Александрович подошел к нему, взял за плечи, осторожно уложил, прикрыл одеялом и, присев на край кровати, спокойно объяснил: