Читать «За жизнь. Очень короткий метр (сборник)» онлайн - страница 6

Мария Сухотина

Подмосковная дама изо всех сил пыталась объяснить про свои горести на ломаном английском. К сожалению, история не сохранила для нас этот диалог. Но он наверняка был достоин всякой там кисти Моцарта и прочего резца Бетховена. В общем, соотечественница всячески доносила мысль, что урожай едят. И выясняла, случается ли такое в Провансе.

– Ну, едят… растения… едят всякие создания… животные… звери…. Едят?

И тут провансальская дама просветлела лицом и сказала, что да! Был однажды такой случай! Из соседнего леса ВЫШЛИ ЛАНИ (от слова лань, именно!) и обгрызли вишневые деревья!

Лани! Лани обглодали вишневые деревья! Ну вот где этим людям понять суровую поэзию неустанной борьбы с тлей…

Еврейское счастье и прочие радости

Я люблю тебя, жизнь (и надеюсь, что это взаимно). Что ни говори, одно у нашей жизни не отнять: эту великолепную фактуру, которую она временами показывает и подкидывает. Некоторые вещи не придумать никакому воображению, и они прекрасны именно тем, что были. Что называется, ни прибавить, ни убавить, и пусть реальность говорит сама за себя.

История случилась в последние советские годы в одном не очень большом южном городе. Среди его уроженцев был подающий надежды писатель, который уже потихоньку печатался в Москве, но не терял связей с малой родиной. Связи были все больше в журналистской среде, потому как с нее писатель и начинал, да и в Москве на старте засветился там же. И вот, на волне гласности, он взял да наваял статью для родной газетенки.

В статье он клеймил городские власти. Кто-то в горкоме чего-то потратил куда-то не туда (кажется, на содержание пары девочек, ну да не суть). И дальше в том же духе. Писатель малость «поплыл» от московской вольницы и, наверное, вообразил себя вторым Невзоровым. Что совсем уж странно, главный редактор газетки это напечатал, хоть и под псевдонимом. Тоже, наверное, слегка ошалел и решил, что у него будет свой «Прожектор перестройки», с блекджеком и… т. д.

Но, конечно, на тихой провинциальной почве никакая столичная демократия приживаться и не думала. Как только газетка вышла, ее увидели все затронутые лица, моментально узнали себя, и понеслось. Единственное, в чем сказался дух перестройки и гласности – виновных не растерзали сразу, а решили действовать в рамках закона. То есть сперва «пришить» им какую-нибудь статью, а потом растерзать. Статья нашлась быстро: охаянное в газете лицо из горкома оказалось еврейской национальности. Поэтому «шить» постановили антисемитизм и разжигание межнациональной розни.

Далее встал вопрос о фигурантах дела. Разоблачения вышли под псевдонимом; реальный автор был в Москве. Главред от перестроечных заблуждений стремительно оправился: сразу ушел в отпуск, причем как бы еще за несколько дней до публикации, и растворился. Его зам вдруг обнаружил у себя не то позвоночную грыжу, не то родильную горячку, и залег в стационар. Словом, все «крайние» благополучно смылись, а козел отпущения был нужен позарез. В итоге нашелся уже самый-самый крайний: выпускающий редактор, который дежурил в день появления крамолы. На него-то и повесили антисемитизм с разжиганием. Выпускающего звали Додик Мильман – но такие мелочи никого уже не волновали.