Читать «Сосуд» онлайн - страница 2

Ольга Вереск

— Вот — вот ритуал начнется, а ты ещё не готова, аведь я просила тебя не уходить в лес! — мать суетилась у очага, непрестанно что‑то помешивая в небольшом котелке, то и дело, добавляя в него какие‑то коренья и травы.

Ритуал… Хм… простая церемония получения татуировки на запястье, изображающей Луну или Солнце. Именно она навсегда определяла место женщины, достигнувшей брачного возраста, в этом до крайности мужском мире. 'Кайрими' — Луна, буквально с древнемарийского означает 'ночная жена', а 'Найрими' — Солнце, соответственно 'дневная жена'. В чем разница, думаю не сложно догадаться.

Я прикрыла глаза, вспоминая, что же мама мне рассказывала о ритуале?! И рассказывала ли вообще?!

— Ма, а — а-а… ты помнишь своё Испытание?!

— Конечно, птеньчик, как сейчас! Я была такой молодой… — голос матери убаюкивал, расслабляя и затягивая в сон, — … на церемонии незамужние и не обещанные в жены девушки, наряженные, точно невесты, собираются в Большом доме. Туда же приходят их родители и… женихи. Я так боялась, а моё сердце чуть не выскочило из груди, когда…

В отличие от других, я не испытываю ни священного трепета, ни давящего на нервы страха. Да, мне семнадцать, и я несколько припозднилась, что уменьшало мои шансы на выгодную партию, в отличие от пятнадцатилетних дурёх, что жаждали принадлежать мужчинам, ну, и что?!

Честно говоря, мне было всё равно, какую татуировку я получу: если не в твоих силах изменить свою судьбу, какой смысл дергаться, словно кролик, попавший в силки? Когда всё будет определено, тогда и буду решать, как жить дальше.

— Ты спишь, доченька? — ладони матери коснулись моей головы.

Понятно, приготовила очередной отвар в надежде сделать мои черные, прямые как струна и жесткие как осот волосы мягкими и шелковистыми. Эх, мама — мама! Как же ты не поймешь, не нужна в Живом лесу ни красота, ни изящество. Кого этим удивлять да поражать, лесное зверье?! И зачем ты суетишься, втирая пряно пахнущее масло в мою с детства смуглую кожу?! Не станет лицо мое белее и румянее, хоть изведи ты все отвары и настойки. Наследие предков, вернее предка — отца, кожа которого напоминает кору дуба, да и сам он, как вековой дуб — сильный и несгибаемый, такого и топором не взять. А мои руки?! Оставь их, мам! Непокрытые мозолями пальцы легко рассечет тетива лука, к чему твои старания?!

Я лежала и неторопливо вела свой мысленный диалог с матерью, которая суетилась вокруг меня, то промывая мне волосы настойкой, то увлажняя маслами лицо, распаренное горячей водой. Почему мысленно?! Потому что, сколько разговоров не заводи, всё одно выйдет — обидится, подожмет губы, а глазами глянет так, что впору идти топиться в речке.

И не понять материнскому сердцу, что не стать её девочке краше, изящнее станом да прилежнее характером. Неоткуда взять ей кротости да миролюбивости. Стальными скобами скованно сердце её — душит праведный гнев на отца, да и на сам порядок, установленный в общине его железной рукой.

— Кьяра?! Поднимайся, доченька! Вот сейчас мы тебя вытрем и наденем красивый сарафан… — причитала мать, бегая вокруг с полотенцем. Раздражало ли меня это?! Поначалу — да, а теперь уж привыкла.