Читать «Чужая кровь. Бурный финал вялотекущей национальной войны» онлайн - страница 2

Ярополк же в ту пору затворился в Киеве вместе с воинами своими и Блудом, воеводой их. Владимир же послал к Блуду с такими словами:

– Будь мне другом. Если убью брата моего, то буду почитать тебя, как отца, и честь большую получишь от меня, не я ведь начал убивать братьев, но он.

И Блуд ответил:

– Буду с тобой в любви и дружбе.

И сказал Блуд Ярополку:

– Киевляне посылают к Владимиру, говорят: «Приступай к городу, предадим-де тебе Ярополка. Беги же из города».

И послушался его Ярополк, бежал из Киева и затворился в городе Родне, в устье реки Роси. И осадил Родню Владимир, и был такой голод, что ходит поговорка и до наших дней: «Беда, как в Родне»; и сказал Блуд Ярополку:

– Пойди к брату твоему и скажи: «Что ты мне ни дашь, то я приму».

И пришел Ярополк к Владимиру, когда же входил в двери, два варяга подняли его на мечи под пазуху, Владимир же стал жить с женою своего брата – гречанкой, и была она беременна, и родился от нее Святополк. От греховного же корня плод зол бывает. Во-первых, была его мать монахиней, а во-вторых, Владимир жил с ней не в браке, а как прелюбодей. Поэтому-то и не любил Святополк отца, что был он от двух отцов: от Ярополка и от Владимира.

И вошел Владимир в Киев и стал там княжить один.

И поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей».

Главы о зачатии Емели от двух отцов – медведя, именем Дед, и волхва Волоса

В тот год родился Емеля на свет, не понимая, кто он, какая земля вокруг, и кто такой князь, и кто такой смерд. Родился, как проснулся, и закричал громко и больно. И было то в 980 год, и родился Емеля на медвежьей шкуре, в мех которой вцепившись красными пальцами, рожала Емелю мать его Лета, единоутробная Добрынина сестра. И рядом стоял отец его Волос, и было это 24 березозола, или марта иного имени месяца. В первый день нового года пробуждающегося Медведя и в дни общего равноденствия. И когда, извиваясь, вытолкнула из чрева своего Лета Емелю и услышала крик его, уснула она тут же и увидела тот день и тот час, когда стояла возле их Дуба, который рос над обрывом у Москвы-реки, на месте, которое еще назовут Лобным, и будут по обычаю приносить там жертвы человеками тысячу лет, а поляну вокруг назовут Красной площадью, но это потом, а прежде она будет именем Пожара, ибо оттуда тыщу лет Москва гореть будет и последний пожар в 2017 году станет. Но всего этого Лета не узнает – это Емелины сны. А Лете видится дуб, к которому она принесла полотенце свое, приговаривая: «И деревья рода моего, Мугай-птица, птица рода моего. Пошли мне, Бог мой, зеленый дом большой, из дерева крепкого, дом с крышей высокой да лубяной. Пошли мне косу длинную да волос густ, пошли мне мужа моего, что ростом высок, силой силен, голосом густ да кровью горяч». Но не успела домолиться до конца о желании своем, не успела как следует расправить на ветвях Дуба полотенце свое с бахромой красной, пропитанной овечью кровью (а была полночь 24 кресеня, или, иначе, июня, был Купала), как почувствовала, что кто-то обнял ее сзади. И почувствовала она на шее своей шерсть мягкую, густую, и ощутила на груди своей лапу сильную, и острый коготь провел по рубахе ее, и распалась одежда, и горячо стало Лете, и закричала она от испуга и истомы. Ждала она жениха и дождалась. Он поспел, не погодил, а тут же под деревом святым пришел ее жених, и покатились ее очи по поляне в траве зеленой, и обняли тело огромное и теплое руки ее белые, и огонь опалил ее колени, и брызнула кровь ее алая, и смешалась с морошкой раздавленной. И застонала Лета, и вцепилась в мех жениха своего, как сейчас, когда рожала Емелю. А когда очнулась, рядом лежал в траве Волос, и тут увидела Лета, что нага она, и луна светит ярко, и устыдилась наготы своей, но сил не было укрыть себя, и увидела кровь на коленях своих.