Читать «Чудесные знаки» онлайн - страница 38

Нина Николаевна Садур

— Ты уйдешь или нет? — сдавленно крикнул Дима из-за двери.

— Дай клятву, что ты не повесишься, — непреклонно потребовал я.

— Где мне тут вешаться? — обиделся Дима. — На унитазе? Ты думаешь, что говоришь-то?

Ну хорошо, я ушел, но недалеко. На кухню. Кстати, покормить попугая. Зеленый мой друг вспорхнул мне на плечо и больно ущипнул за щеку. Удивительно злые попугаи. Я насыпал ему пшена, налил свежей водички. Потом я вернулся, потом раздался шум смываемой воды, и я перевел дух. Дима был жив. Сейчас мы с ним выпьем!

Когда он вошел в залу, я закричал ему:

— Хочешь, хочешь, я рискну и попрошу у соседей хлеба? Хлеба! В конце-то концов, хлебом люди обязаны делиться! Обязаны! Несмотря ни на что!

Дима посмотрел на меня. И что-то поразило меня в его лице, так поразило. Но я не понял — что, и тут же забыл. Потому что Дима сказал:

— Включи лучше телевизор.

— Ой, с удовольствием! — я так обрадовался простоте просьбы. Я включил, а там все еще нюнил «Голубой огонек», и в этот раз с экрана какая-то тетка нудила из старинных времен. Она пела, покачиваясь: «Эсли я тэбя прыду-маля, стань такым, как я хосю…»

— Господи Боже мой! — воскликнул я. — Дима, убери эту дуру!

Что-то темное метнулось ко мне и вцепилось мне в горло. Удушаемый, я выкатил глаза: мерцающее, скалилось, косило лицо Димы надо мной, жаром веяло от него, воспалением, и недавнее, поразившее меня, вдруг вспыхнуло вновь: кого, кого ты напомнил мне, Дима, удушающий меня, косоглазо пьющий зрачки мои, пристально и тускло следящий за гаснущим светом моим…

…Я изловчился и ткнул Диму в пах.

— Ты-ы просто сво-олочь ка-акая-то. Ты-ы приду-у-урок.

Дима хрипел и смотрел ненавидяще.

— Ты-ы хо-оть понимаешь, Ди-има, что ты в гостях на-аходишь-ся? Ты ко-огда по по-одвалам под ба-атаре-ей спишь, ты при-и-ихо-дишь и сра-азу на мо-ою по-ос-тель. Ты-ы да-аже не мо-оешься, сво-олочь.

— Ты че, ниче не понял? — поразился Дима.

— А я и не со-обираюсь по-онимать! — пел я. — Я-а-а уст-а-ал от тебя, ко-озел. Мне-е шею бо-о-ольно…

— Леха, ведь это она! — жарко выдохнул Дима. — Это она и есть, моя любовь. Ты понял, Леха?

Я мгновенно залился своим раздольным заливистым смехом. Я вмиг все простил ради такого.

— Будешь смеяться, убью, — предупредил Дима.

Но я замахал на него, замотал головой, и ему пришлось ждать, пока я отзвеню, откачаюсь.

— Дима, но как же это может быть она, если это такая Аида Иванова и все? — простонал я, изнемогши.

Но Дима даже не вспылил. Усмехнувшись, он остренько глянул на меня темноблестящими глазками. Умненькими такими, на самом деле-то. А я почему-то рассердился.

— Такая Иванова, и все! — крикнул я. — Такая старая Аида, черт ее знает, что это такое!

Я затрясся всей тушей, кровь загудела во мне, в голове поплыло, засверкало, скулы свело до слез, но я чутко следил за Димой; если посмеет он шевельнуться — хотя бы пальцем одним — я прогрызу ему глотку.

Но он не двигался. Он даже руки свои приостановил в полужесте. Но он все так же улыбался, и глубоко, до самой детской боли, обидно было мне, нестерпимо язвила меня улыбка эта.