Читать «Нарушенный завет» онлайн - страница 94
Симадзаки Тосон
— Тебе, Сёго-сан, верно, ещё не случалось думать о смерти? — сказал, вздохнув, Усимацу.
Сёго поднял глаза на Усимацу.
— Мне?
— Да, тебе.
— Нет, не случалось!
— Конечно, в твоём возрасте не приходится думать о таких вещах.
— А что… — вспомнив что-то, засмеялся Сёго, — сестра Осио часто об этом говорит.
— Сестра? — Усимацу кинул на него загоревшийся взгляд.
— Да, иногда она говорит странные вещи: «Я хочу умереть, я хочу пойти куда-нибудь, где никого нет, и громко плакать», — с чего бы это?
Сёго склонил голову набок и сложил губы, словно собираясь свистнуть.
Вскоре Сёго ушёл, и Усимацу остался один. Сразу же в храме воцарилась тишина, казалось, полное символического значения убранство погрузилось в ещё более глубокое безмолвие. Всё здесь: и бронзовые курильницы, и подставки с искусственными цветами, и кадильницы, — даже эти безмолвные предметы как будто предались созерцанию, и тускло блестевшая на алтаре статуя богини Каннон казалась воплощением не милосердия, а, скорей, молчания. Усимацу прохаживался взад-вперёд между круглыми колоннами, думая об Осио. В этом тихом, отделённом от всего мира месте она казалась ему цветком, расцветшим на развалинах. Кровь кипела в нём и, обуреваемый сладостными мыслями, он непрестанно шептал про себя:
— Осио-сан, Осио-сан!
Незаметно стемнело. В передней стороне главного зала сквозь сёдзи слабо просвечивал голубоватый сумеречный свет, а на циновках вытянулись длинные тени колонн. Утомительный, тягостный зимний день близился к концу. Послышались шаги, и в храм вошли настоятель и молодой бонза, оба в белых одеждах. В глубине зала зажгли шесть свечей. Наискосок от алтаря, в углу у золочёной колонны, сложив на груди руки, присел на ступеньку настоятель. А ступенькой ниже, у противоположной стены, сел молодой бонза. Зазвучали торжественные удары гонга. А вслед за ними и пение.
Вечерняя служба началась.
О, какие грустные, грустные сумерки! Прислонившись головой к колонне, в боковом северном приделе, Усимацу закрыл глаза и глубоко-глубоко задумался. «Что, если Осио узнает о моём происхождении…» — думал он, сознавая всю горечь существования «этa». Смутные мысли о смерти соседствовали с чувством нежности, наполнявшим его душу. Он думал о том, что уже сейчас, в пору цветущей юности, ему приходится испытывать неведомые другим жизненные страдания, и одна только мысль об этом была для него мучительной. Струившийся в прохладном воздухе дым благовоний придавал большую остроту этой грустной прелести: навевал какое-то не поддающееся определению чувство, какую-то смутную печаль. Вдруг голоса бонз замолкли. Усимацу очнулся: кончилось чтение сутр, и началось возглашение имени Будды. Потом настоятель с чётками в руках отделился от колонны и принялся громко нараспев читать наставление, завещанное основоположником секты. Молодой бонза оставался на прежнем месте. Усимацу всё стоял и стоял… пока наставление не было прочитано до конца… пока молодой бонза не встал, почтительно подняв свиток над головой… пока наконец одна за другой не погасли свечи.