Читать «Нарушенный завет» онлайн - страница 28

Поддавшись уговорам Кэйносина, Усимацу вошёл следом за ним в харчевню. Здесь бродячие торговцы — днём, а вечером — крестьяне забывали свою усталость. В большом очаге ярко пылал хворост. У стены, выстроившись в ряд, стояли старинные кувшины с сакэ. У крестьян сейчас горячая пора, засиживаться здесь им было недосуг, поэтому харчевня большую часть времени пустовала. Заскочит какой-нибудь крестьянин, прямо не снимая сандалий, хлебнёт кружку сакэ и тут же исчезает. Место у очага оказалось в их полном распоряжении.

Подошла хозяйка и, вешая над очагом котёл, спросила:

— Вам чего подать? Может, хотите похлёбку или скумбрию — сегодня наловили… Подать скумбрию?

— Скумбрию? — Кэйносин облизнулся. — Скумбрию — это хорошо. А если ещё и похлёбку — так будет просто замечательно. В такой вечер нужно что-нибудь горячее.

Кэйносин весь дрожал от желания выпить. В трезвом состоянии он был довольно угрюмым и молчаливым, казался даже болезненно замкнутым. Хотя ему уже минуло пятьдесят, он выглядел моложе своих лет, и его чёрные волосы ещё не тронула седина. Перед глазами Усимацу снова возникла случайно увиденная им сцена на поле, и его охватила горячая волна сочувствия к этому неудачнику.

В очаге пылало яркое пламя. Над котлом поднялся густой пар, разнося вокруг аппетитный аромат. Хозяйка налила полный горшок похлёбки, согрела сакэ и поставила каждому на столик по бутылочке старинной формы.

— Сэгава-кун, ты когда приехал в Иияму? — спросил Кэйносин, то и дело понемногу подливая себе водки.

— Я? Да вот уже три года, как я живу здесь.

— Неужто? А мне казалось, что совсем недавно. Как бежит время! Да-а, у нашего брата осталась одна дорога — старость, а вот вам шагать и шагать вперёд. А ведь и я был когда-то такой, как ты. Всё думаешь, завтра, завтра; глядь, а тебе уже полсотни стукнуло, и ничего ты не достиг. А ведь я, знаешь, из самурайского рода — из клана Иияма, в молодости служил самому князю, а потом в Эдо как раз перед переворотом. Как быстро меняются времена — перемена за переменой. Вот посмотри… Видишь, на берегу Тикумы развалины замка? Сейчас осталась одна каменная ограда. Она тебе ничего не говорит. А когда я гляжу на неё, вижу, как всё там заросло плющом и травой… Нет, мне не выразить словами, что творится у меня на душе. Теперь всюду на месте старых замков тутовые сады. Самурайство выродилось, гибнет. А если кто и уцелел, то перебивается кое-как, тянет лямку бедного чиновника или учительствует в школе, только и всего… Самые непригодные люди — это самураи, а ведь я один из них…

Кэйносин горько усмехнулся. Он осушил чашечку сакэ, прищёлкнул языком и протянул её Усимацу.

— Поменяемся!

— Давайте я налью вам, — предложил Усимацу, берясь за бутылочку.

— Э, нет, так не годится. Если уж подносить — так подносить, а если пить — так пить. Я думал, что ты совсем не пьёшь, а ты, оказывается, умеешь выпить! Первый раз вижу, что ты пьёшь.

— Да разве это называется уметь выпить! Ведь я на третьей чашечке готов…

— Во всяком случае, эту чашечку выпей до дна. А потом налей мне. Я вот только с тобой впервые за долгие годы говорю по душам, откровенно. Вот уже двадцать лет… да, с тех пор, как я получил звание учителя, прошло уже пятнадцать лет, и всё это время я твердил изо дня в день одно и то же, одно и то же. Ты, может, будешь надо мной смеяться… но, поверишь ли, дошло до того, что я сам перестал понимать, чему я учу своих учеников! Тот, кто долго прослужил учителем, хорошо это знает. Откровенно говоря, я никогда и не считал, что занимаюсь воспитанием детей. Школа была для меня только службой, где я, наряженный в форму, мог получать жалованье. Учитель младших классов начальной школы — то же, что и рабочий, разве что образованный… За грошовое жалованье изо дня в день наводить порядок в шумном классе, следить за учениками, работать столько часов, что сам даже диву даёшься, как ещё на ногах держишься…