Читать «Нарушенный завет» онлайн - страница 104

Симадзаки Тосон

— О! Редкий гость! — Это был Кэйносин.

— Удить ходили, Кадзама-сан? — осведомился Усимацу.

— Нет, куда уж в такой холод. — Кэйносин уселся против Усимацу. — Не мог высидеть у реки, бросил и пошёл.

— Хоть что-нибудь наловили?

— Ничего. — Кэйносин высунул язык. — С утра мёрзну и хоть бы одна рыбёшка. Просто никуда не годится.

Он произнёс это забавным тоном. Крестьянин и возчик расхохотались.

— Разрешите предложить и вам! — сказал Усимацу, осушая свою чашечку.

— Как, ты меня угощаешь? — Кэйносин широко раскрыл глаза. — Вот так штука! Никак не думал, что ты меня станешь угощать. Разве потому, что я сегодня так ничего и не наловил. — Он утёр набежавшую слюну.

Сейчас же на столике появилась бутылка подогретого сакэ. Дрожа и от холода, и от желания выпить, Кэйносин с наслаждением вдохнул аромат сакэ.

— Мне кажется, что я тебя давным-давно не видел. А у меня, видишь ли, с тех пор, как я ушёл из школы, никаких особенных дел нет, вот я и взялся за рыбную ловлю… Что ж, больше ничего не остаётся делать!

— Как можно в такой холод удить! — рука, в которой Усимацу держал хаси, застыла в воздухе, он печально воззрился на своего собеседника.

— Кто не привык, тому оно, конечно, трудно. Правда, я и сам тоже непривычный… Но, по словам настоящих рыбаков, в зимней ловле есть своя прелесть, другим непонятная. Ничего, знаешь, если бы не ветер, то не так уж страшно. — Кэйносин хлебнул глоток сакэ. — Сэгава-кун, ты сам подумай: говорят, и так горько, и этак горько, но что действительно горько, так это жить без работы. Невмоготу мне сидеть, сунув руки в карманы, и смотреть, как рядом жена работает, выбиваясь из сил. Если можно пойти поудить, то ещё ничего, а вот в такие дни, когда на улицу и носа не высунешь, мне без работы просто беда. В такие дни уж ничего не попишешь, у меня заведено днём спать.

Кэйносин говорил очень серьёзно. Его слова: «у меня заведено днём спать» — задели Усимацу за живое.

— Между прочим, Сэгава-кун, — заметил Кэйносин, привычным жестом поднося к губам чашечку сакэ, — мой сын Сёго давно уже под твоей опекой. А дома у меня не всё идёт так, как мне хотелось бы. Вот я и подумываю, не взять ли мне его из школы? Что ты на это скажешь? Мне, собственно, не хочется забирать его из школы, — продолжал Кэйносин. — Я хотел дать ему хотя бы полное начальное образование, на то я отец. Жаль забирать его из школы и отдавать в приказчики, ведь в будущем году, в апреле, он окончил бы начальную школу. Так-то оно так, да никак без этого нам не обойтись, вот что плохо. Правда, он у меня порядочный бездельник, а всё же ученье как будто ему не совсем противно. Как придёт из школы, сейчас же за уроки, и один с чем-то там возится. Арифметика у него хромает, вот беда. Зато в сочинениях он, кажется, молодец. Когда получит у тебя отметку «отлично», это для меня большая радость. Давеча, когда ты подарил ему записную книжку, он говорит: «Учитель велел мне писать в ней сочинения». И, знаешь, радовался. Да как радовался! Вначале бережно положил её в книжный ящик, а потом без конца вынимал и рассматривал. Ночью даже во сне говорил про неё. Вот и хочется что-нибудь устроить. А подумаешь: ну, как сказать мальчику — брось школу! Жаль его. Только, видишь ли, как ни верти, а когда имеешь столько детей, ничего не поделаешь. Да, это, как говорится, — дети, а справиться с ними нелегко. Сорванцы да обжоры, как на подбор. — Кэйносин засмеялся. — Я только тебе могу об этом говорить. Ведь я им родной отец, не скажу же я: не ешь столько, трёх чашек с тебя довольно, не могу я скаредничать, верно?