Читать «Третья истина» онлайн - страница 86
Лина ТриЭС
— Садись поудобнее! — Виконт толкнул ее слегка в кожаное кресло, и она послушно шлепнулась, сразу почувствовав себя лучше: сзади спинка, с боков — высокие подлокотники, а прямо перед ней в такое же кресло опустился он сам, откинулся на спинку и закинул ногу на ногу. Во всем этом не было ни капли напряжения, и до Лулу все яснее и яснее стали доходить размеренные прекрасные слова. Он читал спокойно, почти наизусть, лишь изредка опуская глаза в книгу. Оказалось, что его манера говорить, слегка акцентируя каждое слово, присущие ему восходящие интонации удивительно подходили к чтению стихов, придавали им особую естественную красоту. Лулу с каждым словом наполнялась все большим восторгом. Он прочел одно, другое. На словах «Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия…» перед ее мысленным взором встал знакомый и незнакомый величественный город, уже почти любимый, даруемый ей защитником и другом.
— Вы бы хотели вернуться туда? Очень? Значит, вы скоро уедете? — спросила Лулу тоненьким голосом, когда чудесные слова утихли.
— Почему скоро? Пока такой возможности нет.
Лулу перевела дыхание.
— А как же эти все слова получались в голове у Пушкина? Такими шеренгами волшебными приходили?
— Откуда берется все гениальное? От Бога. Это редкость, даровано единицам. Вот — Пушкину. И что происходит в голове у творца, как это рождается — не знает никто. Волшебство? Да, подходящее слово.
— А Пушкин уже давно умер?
— Он не умер. Он погиб.
— На войне?
— Нет, на какой войне? На дуэли. Его убил Дантес! Представь, Елена Александровна, говоря о дуэли Пушкина, всегда плакала.
— А мы в этом все-таки совсем разные с ней… Я вот совсем редко плачу и от такого не стала бы… А он что — француз, как дед Антуан, как маман??
— Француз, служил в России, в Кавалергардском полку, шалый, четыре десятка взысканий по службе. У Пушкина, видишь ли, была юная красавица — жена, и Дантес сумел произвести на нее впечатление.
— Это она виновата! Какое впечатление, когда — Пушкин???
— Ну, женщина, почти девочка, что ее винить.
— А другие? Дантеса этого товарищи? Родители? Он чтό им — не позор семьи? Они не сказали: Это же — Пушкин, гений! Извинись, сейчас же!?
— Александрин, способность распознать в человеке гения и приложить к нему особые мерки — тоже дар небес, и тоже — удел немногих. Ну, пусть не единиц — десятков. А большинство — это…
Он провел пальцем резкую черту в воздухе, и Лулу показалось, что он и скажет сейчас что-то резкое, но он закончил спокойно:
— … а большинству — это не дано. Нет, останавливать Дантеса не стал никто. Друзья поддержали его и участвовали в гнусной проделке, разослав издевательское письмо о Пушкине многим адресатам. А приемный отец Дантеса, нидерландский дипломат… Ты знаешь, что он сделал? Разжег вновь ссору, когда ее почти удалось погасить.
— Дурак какой!!!
— Не спорю.
— И… Пушкина застрелили? Этот Дантес? Сразу?
— Да сразу. С одного выстрела, но умер он не там, а у себя дома, на Мойке.