Читать «Третья истина» онлайн - страница 44

— Дядя Гриша мне сказал: «Не плачь, Санья!»— задушевно припомнила Лулу.

— А-а! Саня, Шура, Саша — так по-русски сокращается твое имя, Александрин. Однако «Саня» вам, мадемуазель, не подходит, — сказал он и быстро добавил:

— Занятия пропущены, мне пора по делам, а ты, Александрин, иди, поешь и не отчаивайся.

Она нуждалась сейчас в утешении, в понимающем собеседнике и в глубине души ожидала встретить его в Виконте, но тот, как видно, не желал распространяться на эту тему. Тем не менее, Тоню, видимо, не поленился найти, потому что позже, накрывая на стол, та сказала:

— Теперь через эту нашу поездку Пал Андреич и вовсе запретил всем девушкам уходить за ворота, не спросившись, — и запела под нос что-то жалостливое. Но на Лулу, видимо, не обиделась, потому что приветливо продолжала:

— А вы успокоились, барышня, и ладненько. А как будете кушать, со всеми или у себя? Отец приедет к обеду…

— У себя, — быстро сказала Лулу и, захватив ломтик хлеба и горчицу, сама понесла их наверх.

Минут через пятнадцать Тоня с небольшим подносиком втиснулась в полуоткрытую дверь. Лулу, вздохнув, приступила к трапезе. Тоня, подпершись, тоже присела боком к столу и сказала:

— Эх, всех мужиков угнали!

— А Вик… а мсье Поль? Он же остается? — с надеждой спросила Лулу.

— Пал Андреич? Какой же он мужик? Не помри ваша бабушка, он бы и в учителях не ходил…

— Моя бабушка желала, чтобы он был учитель? — не поняла Лулу.

— Да, Господь с вами, совсем наоборот!

Говорить о Шаховском Тоне явно нравилось.

— Она ж его, как родного, воспитала, да что, как родного — любимцем ее был, среди родных детей. Я-то все знаю, мне мать говорила, а она у них еще в Петербурге служила, мы, барышня, не здешние, оттого я эту их речь казацкую не восприму никак! Вот был случай, меня в станицу послали…

— Тоня, а бабушка, откуда с ним познакомилась? С Полем Анреевичем?

— А-а! Дак это такая история жалостливая, что вам и рассказывать не могу, чувствительная вы такая, да и рано вам…

— Почему? Говори, пожалуйста!

— Вроде, подруга вашей бабушки от большой любви заболела. Замужем несколько месяцев побыла, мужа лишилась — и пожалуйста…

— Как это «заболела от любви»?

— Да, говорю же, рано вам, ну, тосковала сильно….Слушайте лучше дальше, чего скажу. Павла Андреича бабушка ваша и покрестила — крестной, значит, его стала. Родная мать все по заграницам лечилась, а мальчик тогда при ней, бабушке, значит, вашей оставался. А как мать померла, ему лет десять было, крестная его насовсем при себе и оставила. Это правильно, это по-христиански. Она его, будто, усыновила. Свои дети тогда уже были взрослые, на беду все мальчишки, а ваш дедушка, земля ему пухом, еще и поважнее военный был, чем ваш папенька, а устав — точь-в-точь: мать сыновьями не ведай! Сызмальства — в военное учение. Она и привяжись к крестнику, а муж не встревал. Ей, вишь ли, военная муштра — как нож в горле… Она через это детей своих и не видела почти. А Павла-то Андреича стала по-другому, как барышню, учить — книжки, музыка, рисование. Мать говорила, как в дом новую картину или там фигуру какую привезут, она ее долго и сблизи и издаля рассматривает. И крестник с ней.