Читать «Третья истина» онлайн - страница 360

Саша встала:

— Я не больна. Не было настроения просто. Я не люблю кинематограф.

— Да, это чудо техники, но, по-моему, оно никогда не станет искусством… Подождите, подождите… — он поправил пенсне и присмотрелся к фигурке. — Оригинальная вещица. Такую не купишь. Неужели, вы сами делали? Нет, не может быть… Здесь рука мастера. Позвольте?

Саша следила за ним, за каждым его прикосновением к маленькому Арно с каким-то щемящим чувством.

— Нет, что вы! Конечно, нет, это делала не я. Мне это подарил… мой… один человек. Шаховской это делал. Поль Шаховской…

— А, знакомое имя. Вернее, сочетание имени и фамилии. Позвольте, вы ему не родственница?

— Почему знакомое? Что вы такое говорите? Поль, да. Почему знакомое? — Саша прижала руки к отчаянно забившемуся сердцу.

— Что вы так взволновались? — удивился учитель и сделал округлый жест рукой, как в классе, побуждая ее сесть. — Есть люди, о которых понаслышке знают многие. Мне говорили о нем ученики и их родители. Его имя носилось в воздухе. В среде блестящей молодежи он был идолом, кумиром, ему подражали. Одно знакомство с ним для юношей было чем-то вроде пропуска в высшее общество. А уж заполучить его, как наставника в особом аристократическом стиле стрельбы, фехтования, верховой езды, считалось пределом шика. Это было нечто вроде моды, доступной не каждому и стоящей очень больших денег… Ну, что я еще про него помню? Он был известен также, как знаток живописи, архитектуры и к нему часто обращались за советом, если требовалось выбрать, или обставить особняк. При этом, поверьте, я не знаю, каков был его основной род занятий. Он слыл острым на язык, большим оригиналом… Так это ваш родственник!

— Да… он мне очень родной… Но вы как-то странно о нем говорите… «Мода», «Идол», «Шик». Он совсем другой, что вы! — Саша вообще усомнилась бы, о Виконте ли говорит Илларион Ипполитович, но знакомые метки: «фехтование», «живопись», «верховая езда» не оставляли сомнений.

— Возможно. Я ведь его и не видел никогда. Но я не думал, что у него есть семья. Такие экстраординарные личности всегда представляются лишенными обыденных уз.

— Нет… нет… вы ничего не знаете! Я не могу, чтоб кто-то считал его таким… Идолом для каких-то спесивых снобов. Модной картинкой… Все, что я знаю, все, что понимаю — от него… Нет, это я неправильно говорю. Потому что слабо… А! Вот: «он создал нас, он воспитал наш пламень». Это точно. Это верно. Если бы не он, я знаете, какая была бы? Угрюмая, одинокая… озлобленная… или, может, забитая. Я должна была такой стать. Не рассказать, какая у меня была семья, совсем чужая мне… и я им чужая…. Я их и стеснялась, и боялась, и ненавидела даже. А он…один, все это преодолел во мне… сумел… Поль… он необыкновенно глубокий человек… как океан. Представляете? И умный, талантливый такой, что даже пытаться понять, откуда берется то, что он делает, или говорит невозможно… Его просто надо слушать, наблюдать — и это уже счастье!.. Он скульптор, на стольких языках говорит, причем великолепно… в стольких странах побывал… И от каждой взял самое лучшее… Он так поет… прекраснее итальянцев… он веселый, остроумный… как француз. И, знаете, не остряк, вот как бывают записные… Он просто скажет… таким тоном, так точно, так обыграет, что выходит самая чудесная шутка… То, что он знает — это просто необъятно. Хвалите за литературу? Меня? А это та часть, та мизерная часть его, которую он мне успел передать. А как он стихи читает! Если б слышали! Как никто в мире! Как будто говорить стихами — самое естественное… Рядом с ним было надежно, легко, нечего бояться, все плохое улетучивалось сразу. Просто от его присутствия. Это особый мир — вокруг него. А если еще поговорить — все делалось понятно — и в себе, и в окружающем… Опять неправильно получается! Может показаться, он поучал, наставлял… Нет, это я ему все рассказывала, сейчас понимаю, сколько глупостей наговорила за все детство… Я выкладывалась, а он… может быть, всего несколько слов скажет, но таких!