Читать «Третья истина» онлайн - страница 121

— Дитя мое, что у вас за фантазии!

— Нет! Это не фантазия! Это называется… ага, точно — версия! Какой у пиратов флаг? Черный, с черепом и костями. А у этих … тамплиеров был точно такой же! — Лулу с торжеством поглядела на Георгия Христофоровича.

— И такое трудное название вы так дословно запомнили? Удивительно.

— Ну, это же от слова temple (тампль) — храм по-французски, — в свою очередь удивилась Лулу.

— Ну-ну… Но все-таки, в классе вы ничего такого не говорите. Помните, отступления от программы не допускаются, Курнакова. Это только запутывает учащихся. И все же ваш интерес похвален, дитя мое, — он погладил ее по голове. Лулу внутренне сжалась — прикосновение чужих длинных, будто покрытых воском, пальцев было ей неприятным. Но, не желая обидеть учителя, который явно отнесся к ней по-доброму и даже дал возможность поговорить на любимую тему, она ничем это не показала, только слегка отвела голову назад.

С того дня Георгий Христофорович стал явно благоволить к Лулу, хотя спрашивал ее очень редко. Девочки, конечно, не оставили это без внимания и часто просили ее задать какой-нибудь вопрос географу или впрямую уговорить не спрашивать урока. Первое Лулу делала охотно, а на второе — сердилась:

— Почему я должна это говорить? Пусть просит, кто не учил к сегодняшнему дню ничего!

На это второгодница, тринадцатилетняя крупная Аля Муртаева заметила ей как-то:

— Но ведь старик ради твоих глазок послушает! Ты их только сострой!

— Сострой? — Лучшая осанка гимназии, Курнакова, прекрасно знала, как достигается хорошая форма — разве позволялось ей, хоть на минуту, ссутулиться в седле, как бы ни устала? Но как можно что-то построить из глаз? Интуиция подсказывает, что не стоит просить Виконта поучить этому.

Аля хихикнула:

— Ты как будто совсем младенец! Сама волосы завиваешь, а притворяешься, что ничего не понимаешь. Может быть, и ресницы завиваешь?

Лулу вовсе не младенец, и как раз по части одежды, причесок и украшений маман, бывает, преподносит ей взрослые уроки. Доминик иногда делали прическу при помощи щипцов. Но у матери совсем другие волосы — почти черные, очень густые, прямые и жесткие, а у Лулу — гораздо мягче, от природы в кольцах, цветом, как горчичный мед, и блестят.

Она вздохнула. Тоня умела так хорошо управляться с ее волосами, сама же она сквозь них продирается с трудом. Что касается глаз… Лулу представила себе свои веки, украшенные раскудрявленными ресницами. Ну и балда эта Муртаева! Только, как такое скажешь, если она свободно толкует о вещах, которые Лулу плохо понимает, но признаваться в своем незнании стесняется… Ей и сейчас было как-то неловко под намекающим взглядом этой взрослой девочки. Даром, что Лулу уже успела убедиться на уроках в ее туповатости. Хотелось бы легко, как Маня Гинзбург, бросить какую-нибудь двусмысленную шутку в ответ на слова Али, подловить на какой-то неправильности… Но можно ошибиться. Поэтому Лулу, помолчав, мрачно сказала:

— Я тут не при чем, это само собой завивается.

Муртаева, однако, не успокоилась и не отстала, а придвинувшись поближе, стала нашептывать: