Читать «Алмаз раджи (сборник)» онлайн - страница 402

А негодница эта ну орать и вопить, и кричать так, что ее и под Хэнгин Шоу слышно было. И отбивалась она от женщин, и дралась за десятерых, такая у нее сила была, и царапала, и щипала, и колотила направо и налево, и многие обидчицы еще долго после того носили на своем теле и лице следы ее когтей и кулаков. И в самый-то разгар побоища, как вы думаете, кто явился ей на выручку? Ни за что вам не угадать – наш новый пастор.

– Женщины! – вскричал он, а голос у него был зычный. – Заклинаю вас именем Господа, отпустите ее!

Тогда эта бесстыдница Дженет, вконец обезумев от страха, кинулась к пастору, повисла на нем и стала молить ради Христа заступиться за нее и спасти ее от этих кумушек. А те, со своей стороны, стали выкладывать ему все, что о ней было известно, и поносить ее всячески, и сказали даже больше того, что на самом деле было, но и это не помогло.

– Женщина, – обратился пастор к Дженет, – правда ли то, что они говорят?

А сам глядит на нее строго, прямо в упор.

– Видит Бог, который знает все мои прегрешения! – воскликнула она. – И знает он, что во всем этом нет ни слова правды! Кроме одного только парня, которого я любила, я всю жизнь свою была честной женщиной!

– Так согласна ли ты, – спрашивает ее мистер Соулис, – перед Господом Богом и передо мной, его недостойным и смиренным слугой, отречься от дьявола и всех дел его?

Когда он спросил ее об этом, то она, как говорят люди, будто вся перекосилась, и тем, кто ее видел, даже страшно стало. Все слышали, как у нее даже зубы во рту застучали, будто в лихорадке. Но делать нечего, надо было говорить либо да, либо нет, и вот Дженет в присутствии всех подняла вверх руку как для клятвы и перед всем миром отреклась от дьявола и всех дел его.

– Ну а теперь, – сказал мистер Соулис, обращаясь к кумушкам, – марш по домам все до единой, и молите Бога, чтобы он простил вам ваши грехи!

А сам предложил Дженет руку, хотя на ней не было ничего, кроме исподней сорочки, и повел ее через все местечко к ее дому, и проводил до самых дверей, словно она какая-нибудь знатная леди. А она и визжала, и хохотала, и причитала, да так, что и слушать-то было зазорно. Он же словно ничего и не слыхал.

В ту ночь многие почтенные и уважаемые люди долго молились перед сном, а когда настало утро, такой страх овладел всем нашим местечком и всей округой Болвири, что и сказать нельзя. Детишки все куда попало попрятались, взрослые мужчины глаз показать на улицу не смели, да и пожилые люди тоже стояли и боялись от собственных дверей отойти, а только с порога глядели. По улице шла Дженет. Она ли это была, или ее подобие – кто знает: шея скручена, голова свесилась набок, как у мертвеца, которого только что из петли вынули, и все лицо перекошено.

Мало-помалу люди к этому попривыкли и даже стали расспрашивать ее, что такое с нею приключилось. Но с того дня она уже не могла говорить, как подобает христианке, а только слюни, бывало, пускает, да лопочет что-то и челюсти сводит и разводит, точно ножницы. С тех пор имя Божье ни разу не слетало у нее с языка. Даже когда она старалась произнести его, все равно ничего не выходило! Те, кто знал, в чем тут дело, ничего не говорили и помалкивали, но с того времени уже никто никогда не называл ее прежним именем – Дженет Макклоур, потому что все считали, что та Дженет давным-давно в ад кромешный угодила. Но ведь пастору не прикажешь и рот ему не заткнешь, а он только и твердил в своих проповедях, что о жестокости людской, которая будто бы довела Дженет до паралича, бранил мальчишек, которые ее дразнили и приставали к ней, и в тот же самый вечер забрал ее к себе, и стали они жить вдвоем в пасторском доме под горой Хэнгин Шоу.