Читать «Алмаз раджи (сборник)» онлайн - страница 370

Конечно, принимая во внимание те намерения, с которыми я прибыл на этот раз в Арос, подобные чувства были неуместны, но в первое мгновение я буквально вскипел.

– Мэри! – вскричал я. – Я привык считать этот дом своим, а теперь я его не узнаю!

– Он всегда был и моим, – ответила она, – здесь я родилась, здесь выросла и, вероятно, здесь и умру, и мне тоже не по душе эти вещи. Не нравится мне ни то, как они сюда попали, ни то, что пришло вместе с ними. Лучше бы им сгинуть в море, чтобы во веки веков над ними плясали Веселые Ребята.

Мэри всегда была очень серьезной девушкой. Это была единственная черта, унаследованная ею от отца, но тон, каким она произнесла эти слова, показался мне куда более серьезным, чем обычно.

– Думаю, эти вещи попали сюда в результате кораблекрушения, то есть чьей-то гибели. Но ведь когда скончался мой отец и я вступил во владение его имуществом, я не испытывал никаких угрызений совести.

– Да, но твой отец умер естественной, если можно так выразиться, смертью, – возразила Мэри, – и все это досталось тебе по его воле.

– Верно, а кораблекрушение – это как кара Господня. Как называлось это судно? – спросил я.

– Звалось оно «Христос-Анна», – произнес голос за моей спиной. Обернувшись, я увидел дядю Гордона, стоявшего на пороге.

Это был вечно недовольный, маленький желчный человек с длинным и узким лицом и темными глазами; в пятьдесят шесть лет он был бодр и физически крепок, он походил не то на пастуха, не то на матроса. Дядя никогда не смеялся, по крайней мере, я никогда не слышал его смеха; он постоянно читал Библию и подолгу молился, как и все местные жители, среди которых вырос. Во многих отношениях он напоминал мне одного из яростных шотландских проповедников минувших времен. Однако благочестие не приносило ему утешения, и временами дядя впадал в меланхолию, подавляемый страхом перед адом. Он со вздохами вспоминал свою прежнюю жизнь и, несмотря на приступы сентиментальной меланхолии, оставался все тем же суровым, холодным и угрюмым человеком.

Когда дядя вошел в дверь, освещенный с ног до головы солнцем, и остановился на пороге – в шапке и с коротенькой трубкой, висящей на пуговице жилета, – он показался мне постаревшим и исхудавшим, как и Рори. Морщины, избороздившие его лицо, обозначились резче и глубже, а белки его глаз отливали желтизной, будто старые слоновьи бивни или кости мертвеца.

– «Христос-Анна», – повторил дядя, растягивая первое слово. – Кощунственное название…

Я поздоровался с ним и лицемерно похвалил его здоровый и бодрый вид, опасаясь про себя, что дядя тяжко болен.

– И в здоровье, и в болезнях, и в грехах наших мы подобны друг другу, – заметил он довольно нелюбезно. – Обедать! – отрывисто бросил он Мэри и затем снова обратился ко мне: – Как тебе нравится эта бронза? А эти превосходные часы, хоть они, к сожалению, и не идут? А скатерть – самый что ни на есть тонкий лен! Прекрасные, дорогие вещи! И вот из-за таких-то вещей люди и нарушают заповеди Господни, забывают Бога и затем горят в аду! Вот почему в Писании все это зовется «проклятым». Эй, Мэри, – вдруг раздраженно выкрикнул он, – а почему ты не поставила на стол те подсвечники?