Читать «Собор Парижской Богоматери (сборник)» онлайн - страница 724
Виктор Гюго
Окончив обыск, рабочие подняли Жавера на ноги, скрутили ему руки за спиной и привязали посредине залы к тому самому знаменитому столбу, который когда-то дал свое название кабаку.
Гаврош, молча наблюдавший за всей этой сценой и по временам одобрительно кивавший головой, подошел к Жаверу и сказал ему:
– На этот раз мышь поймала кота.
Все совершилось так быстро, что остальные бунтовщики, находившиеся в кабаке, заметили это только тогда, когда все уже было кончено. Жавер не оказал никакого сопротивления.
Сыщик, прислоненный спиной к столбу и так крепко скрученный веревками, что не мог пошевельнуться, держал голову с невозмутимым спокойствием человека, никогда не лгавшего.
– Это шпион, – сказал Анжольрас и, обернувшись к Жаверу, добавил: – Вы будете расстреляны за десять минут до взятия баррикады.
– Почему же не сейчас? – спокойно спросил сыщик.
– Потому что мы бережем порох.
– Так покончите со мной ножом.
– Шпион, – произнес Анжольрас, – мы судьи, а не убийцы!
Потом, подозвав Гавроша, он сказал ему:
– Так ты ступай по своему делу и помни, что я говорил.
– Иду! – крикнул Гаврош, но вдруг, на полпути к двери, остановился и сказал: – Кстати, дайте мне ружье. Музыканта я оставлю вам, а кларнет беру себе.
Гамен отдал по-военному честь и весело отправился исполнять данное поручение.
X
Десять часов пробило уже на колокольне Сен-Мери. Никто еще не показывался. Анжольрас и остальные, с карабинами в руках, находились возле лазейки большой баррикады. Они сидели молча, внимательно прислушиваясь к раздававшемуся в отдалении глухому шуму шагов. Вдруг среди унылой тишины зазвучал молодой, свежий, веселый голос, доносившийся как будто с улицы Сен-Дени и распевавший какие-то стишки на мотив старой народной песни.
– Это Гаврош, – шепнул один из них.
– Предупреждает нас, – добавил второй.
Чьи-то поспешные шаги нарушили безмолвие пустынной улицы. Вслед за тем появилась маленькая фигурка, с быстротою и ловкостью лучшего клоуна перебиравшаяся через опрокинутый омнибус. Это действительно был Гаврош. Очутившись на внутренней стороне баррикады, он, весь запыхавшись, крикнул:
– Дайте мне ружье! Идут!
Присутствовавшие у баррикады мгновенно встрепенулись. Послышался шорох рук, хватавшихся за оружие.
– Хочешь мой карабин? – предложил Анжольрас гамену. – Он полегче.
– Я хочу большое ружье, – сказал Гаврош и взял ружье Жавера. Почти одновременно с Гаврошем явились двое часовых, стоявших в конце улицы Шанврери.
Улица Шанврери, на которой едва можно было различить несколько камней мостовой благодаря отражению освещенного знамени, представляла бунтовщикам ряд темных зияющих ворот.
Все заняли боевую позицию. Сорок три бунтовщика, в том числе и Гаврош, стояли на коленях на большой баррикаде, держа головы в уровень с гребнем этого сооружения и положив стволы ружей и карабинов на камни, служившие им бойницами. Они стояли молча, в напряженном ожидании, готовые стрелять. Шестеро, с ружьями наготове, поместились у окон обоих этажей «Коринфа». Через несколько минут со стороны Сен-Луи донесся шум многочисленных мерных, тяжелых шагов. Шум этот, сначала слабый, потом постепенно усиливавшийся, приближался безостановочно, неуклонно, со спокойной, строгой размеренностью. Кроме этих твердых шагов, более ничего не было слышно. Это были грузные, зловещие шаги статуи Командора, но не одной, а множества статуй. Казалось, надвигается целый легион мраморных призраков. Шаги все приближались; наконец они остановились. С конца улицы точно доносилось мощное дыхание целой толпы. Но этой толпы не было видно, только в самой глубине улицы густая тьма прорезывалась как бы множеством металлических нитей, тонких, как иглы, и едва заметных; нити эти двигались, напоминая те неуловимые фосфорические, перепутанные в сети линии, которые мелькают у нас перед закрытыми глазами в тот момент, когда мы засыпаем и нас охватывает первый туман сна. Этими нитями были стволы ружей и штыки, смутно озаренные колеблющимся светом факела, еще отдаленного от них.