Читать «Блондинка вокруг света или I did it my way» онлайн - страница 128

Анна Лазарева

А потом появились машины. Водитель первой машины попытался объехать демонстрацию. Всех объехать не получилось. Кто-то остался лежать на дороге. Я видела, как уцелевший и успевший отбежать вперёд краб вернулся, схватил раздавленную подругу или сестру за клешню и потащил за собой, отставая от остальных. «До моря должны дойти все». Я не ожидала такого от членистоногих. Дар речи вернулся ко мне только через пару минут.

Водитель второй машины сначала снизил скорость. Затем, после секундного колебания, нажал на газ и оставил мокрую колею в шевелящейся массе. Раздался хруст, от которого сразу заныли зубы.

Дальше водители уже не пытались их объехать. Но толпа демонстрантов становилась всё гуще. Острые осколки их собственных панцирей с хрустом вдавливались в нежную плоть. Такие жесткие снаружи, и такие уязвимыми внутри!

Дорога хрустела. Хруст вызывал тошноту. Я носилась по проезжей части, ловя в подол юбки «участников демонстрации». Потом высыпала их на пляж. Некоторых, которые были ещё у леса, я футболила обратно в лес. Ругала правительство Коста-Рики, называя их кабронами (козлы-исп.).

В самом деле, знают же, что такое случается. Парк у них охраняется государством… «Достояние нации…». Могли бы сети какие-нибудь растянуть по дороге, что ли.

Люди из ресторанов смотрели на меня с состраданием, как на умалишённую. Мой профессор заявил, что я очень хороший человек, и он с удовольствием угостит меня текилой. Ему «очень совестно», что не помогает, но он «боится крабов».

Извиняю его. Ну, что можно ждать от тридцатипятилетнего рафинированного американского мальчика в очочках, потомственного профессора, который ни разу в жизни даже не напивался.

Крабов становилось всё больше и больше. Я сдалась. Сидела в ресторане, как все, пила горькую текилу. Скоро дорога уже густо, в несколько слоёв, была покрыта размазанной по асфальту плотью.

Всю ночь легион членистоногих упрямо и слепо шёл к морю. Всю ночь хрустели панцири под колёсами царей природы. Каждая черепичка расхрустанного панциря вдавливалась в сердце, оставляя несколько кровоточащих ранок.

Наутро дорога уже подсохла. Чайки доедали последние вяленые тельца. На асфальте оставались только черепки десятков тысяч чьих-то очень коротких жизней. Выходили дворники с пластмассовыми мётлами. Заблудившихся, но выживших счастливчиков выметали из-под стеллажей магазинов и стоек баров.

Кажется, я исчерпала весь свой драматизм на этой сцене. Может, я преувеличиваю?