Читать «Волхвы войны. Правда о русских богатырях» онлайн - страница 3

И, в конце-то концов, смеяться над тем, чего толком не знаешь – тоже не дело. Как гласит пословица, смех без причины… мда, нездоровый симптом.

Поэтому, надеюсь, читатель, вы согласитесь со мною, что такие книжки, посвященные нашему, русскому эпосу, еще долго не будут лишними. И неравнодушный к истории, к памяти и духу русского народа человек найдет в них – и в этой, которую вы держите в руках – немало интересного.

Изучение былин – краткости ради впредь я буду говорить просто «былиноведение» – переживало разные времена, как и любая наука. Бывали взлеты, бывали падения, был в истории изучения русского эпоса и глухой застой, и рывки-прорывы. Сейчас, кстати, тоже не лучшие времена. Особенно для тех историков, что обращаются к былинам, как к источнику о древнейших временах русского народа. Большинство ученых сейчас очень охладели к поискам сведений о древней Руси в былинах, и не без причины.

Почти всю вторую половину минувшего столетия наши ученые ожесточенно спорили об отношении русского эпоса к истории. С одной стороны выступал академик Борис Александрович Рыбаков со своими последователями – М.М. Плисецким, С.Н. Азбелевым и многими другими. С другой – Владимир Яковлевич Пропп, фольклорист с мировым именем, которого Дмитрий Балашов назвал «школой в нашей науке» – и был прав. Проппа также поддержали многочисленные ученики и последователи. В споре, однако, не родилась истина, напротив, спорщики в увлечении ушли от нее очень и очень далеко, пустившись в самые прискорбные крайности.

Рыбаков и его последователи отыскивали в былинах отражение событий и персонажей летописи. Притом, с одной стороны, не обходилось без натяжек – нам, читатель, еще многие из них предстоит рассмотреть. А с другой – и это, пожалуй, похуже любых натяжек – неповторимость и своеобразие былин как исторического источника недооценивали – и самым фатальным образом. Русский эпос становился переложенным на белый стих пересказом избранных мест из «Повести временных лет» печерского летописца. Всякое отличие отметалось, как «позднейшее наслоение», «искажение», «эпическая фантазия», «мифологический орнамент». И «в отвал» уходили полезные, подчас очень и очень ценные исторические сведения. Авторитет Бориса Александровича Рыбакова – патриота и замечательного ученого, но вместе с тем человека увлекающегося, – закрепил за поисками летописных «прототипов» былинным героям и их приключениям имя «исторической школы» в былиноведении. Между тем и до Октябрьской революции, и после нее существовала иная традиция исторического былиноведения. Когда-то сам Рыбаков и Плисецкий отдали ей дань – перед тем, как в азарте спора убрести на неверную тропку поисков летописных прототипов.

Отождествление этих поисков с собственно «исторической школой» оказалось на руку их соперникам. Они не просто указывали – вполне справедливо, впрочем, – на натянутость параллелей между былинными и летописными событиями и действующими лицами. Они делали из этого самые категорические выводы. Особенно отличился на этой ниве Борис Путилов. «Эпос никаких исторических событий не отражает, и герои его ни к каким историческим прототипам не восходят», – с беспощадной решимостью прокурора рубит он. И выносит приговор: «Вопрос этот в серьезном научном плане можно считать закрытым».