Читать «Раб и Царь» онлайн - страница 187

Клерк уже подошёл к дверям, но хозяин его остановил.

– А что это ты ему про мою семью наболтал?

– Кому?

– Ну, этому экстрасенсу.

– Ничего я ему не говорил.

– Откуда же он тогда знает, что у меня есть дочь?

– Не знаю.

– Но ведь откуда-то он знает?

– Ну, так как же, ведь он этот, как его – царь!

– Царь? Запомни раз и навсегда, царь для тебя это я, и никаких других царей быть не может.

– Нет, я просто это, как его… – начал оправдываться клерк. – А для чего же тогда вы его на работу взяли?

– Как бы это объяснить, чтобы ты понял? Понимаешь, при моём статусе положено иметь своего колдуна. Ну, это, вроде как, престижная машина или недвижимость за границей. Понял?

– Понял.

– Что ты понял?

– Понял, что как машина.

– Ничего ты не понял. Ты должен понять одно – царь это я.

Ни поэтом, ни, тем более, художником Андрей Борисович Артамонов никогда не был. Более того, выбранная им после школы специальность не оставляла никаких надежд на какое-либо творчество. Ну, действительно, какое может быть творчество со специальностью экономика и финансы? Его не только поэтом, его мужчиной-то не считали. Не моряк, не лётчик, не строитель, не инженер, а так, незнамо кто, одним словом, бухгалтер. Девчонки шарахались от него, как чёрт от ладана, а парни считали ниже собственного достоинства не только дружить с ним, а даже быть знакомым.

А кто, собственно, сказал, что творчество – это специальность? Творчество – это состояние души, полёт мысли. Творчество – это способность усмотреть то, что не в состоянии увидеть обычный человек, Это, наконец, гармония разума, совершенство. Творчество – это то, что даруется только избранным, тем, кому суждено управлять этим прекрасным и беспокойным миром.

Осознание того, что он, Артамонов Андрей Борисович, как раз и есть тот самый избранный, пришло не сразу. Это случилось, когда страна переходила с социалистических рельсов на капиталистические. Его банк подвергся тогда принудительной приватизации. Впрочем, это происходило почти со всеми государственными предприятиями. Клиентам предлагали купить акции банка. В то время ещё мало кто понимал, что такое вообще акция, поэтому клиенты отмахивались от них, как от назойливых мух. Руководству ничего не оставалось, как применить в капиталистическом обществе социалистические законы. Предприятиям просто стали задерживать заработную плату, если те отказывались приобретать ценные бумаги. Вот тут-то и проявились незаурядные способности заурядного клерка. Артамонов обещал содействие клиентам в получение их же собственных денег в обмен на бумажки, которые в те времена были никому не нужны. Всё это Андрей Борисович проделывал на виду у всех. Однако никому и в голову тогда не приходило заподозрить его в нечестности. Напротив, его ставили в пример остальным сотрудникам, как самого исполнительного и сознательного работника. Сотрудники же, хоть и внимали речам начальства, но за глаза иначе, как дураком, Артамонова не называли. Об этих акциях вспомнили позже, когда объявили о первом собрании акционеров. Из всего отдела, где работал Андрей Борисович, пригласили только его. Каково же было удивление сотрудников, когда с собрания Артамонов вернулся членом совета директоров всего банка. Вот тогда и понял скромный клерк, что он не такой, как все остальные, что у него свой путь в этой жизни, что на него возложено повелевать, а на остальных – исполнять.