Читать «Непрочитанные письма» онлайн - страница 8

Юрий Яковлевич Калещук

— Гляди, у гусей какое-то толковище. Во-он за тем озерцом. Видишь, Петро?

— Родительское собрание. Толкуют, как им своих пацанов брать в науку.

— Пусковое совещание, ага.

— Пора. Они же когда начали их высиживать? В середине июня. Мы как раз на «десятке» забуривались. Теперь облетывать пацанов готовятся.

— Ну. Дорога-то у них долгая.

Петро и Гриша продолжают оживленно обсуждать поведение гусей. Я никаких птиц не вижу. Далеко они, что ли? Калязин сосредоточенно перебирает ключи, крючки, стропы, шпильки, потом распускает на пряди обрезок пеньки, мастерит кисточку. Сокрушается:

— Какой квач пропал — вот жалость! Я его из морской травы делал.

Достает из-под верстака изогнутый прут, вздыхает.

— Крючок поправить надо, — говорит он мне и, насколько я понимаю, для «лучшего усвоения материала» повторяет: — Поправить надо крючок. Бери кувалду, Юра. Кувалду, Юра, бери. Крючок на элеватор клади, на элеватор клади крючок...

— Давай наверх, Калязин, — говорит Гриша. И ухмыляется: — Наверх, Калязин, давай.

— Там и одному делать нечего, — заявляет Калязин независимо. — Я в насосную пойду — клапана менять надо.

Петро удивленно поднимает брови, качает головой. Гриша хмуро улыбается:

— «Четверки» гибкие, да они длиннее на двенадцать метров, да если еще ветерок разгуляется... Одному Игорю не удержать.

— Я бурильщик, Гриша. Бурильщик я. А не верховой.

И Калязин уходит.

Петро поворачивается ко мне:

— Попробуешь? На нижние полати иди. Сейчас я туда Мишаню пришлю — покажет, как и что.

Полати нижние, но идти надо наверх.

В двадцати пяти метрах над ротором — первая люлька верхового, нижняя, в тридцати пяти — вторая. Буровой инструмент комбинированный: пятидюймовые свечи — двадцать четыре метра, комплект из двух труб: четырехдюймовые — тридцать шесть, три трубы, соединенные в одну свечу для экономии времени при спуске или подъеме.

Один поворот трапа, второй, третий... Высокая вышка. Балки далеко внизу. Аэропорт внизу. И новая буровая за взлетной полосой внизу. И птицы — вот они — тоже внизу.

Только море вровень.

На горизонте дымы. Далеко за «горкой» два силуэта у берега. Корабли стоят под разгрузкой.

Однако при чем здесь корабли? Таль-блок всплывает над полатями, едва не задевая ограждение, и стотонная вышка ходит ходуном.

— Один конец перебрасывай, — говорит Мишаня. — Подтягивай его к себе. — Теперь вместе давай. Р-р-раз!

Свеча скользит за «палец» — металлический выступ, запирающий батарею бурильных труб.

Я тут как-то стою, зимой дело было, а бурильщик легость упустил. «Лови!» — кричит. Я, дурак, хватаю. А верхонки мокрые от раствора, к металлу пристыли. И меня понесло. Я пальцы разжал — и обратно на полати. А верхонки так и несутся к кронблоку. Ну, я угорел.

— Эгей! — доносится сверху.

Это Ибрагим.

— А чего кричит? Чего кричит? Эй, Ибрагим! Чего кричишь, баскарма?

Ибрагим спускается к нам, молча достает портсигар. Он невысок, но непостижимым образом умудряется смотреть сверху вниз, чуть откинув назад голову — словно всадник на пешего. Молча курим. И, только поставив ногу на ступеньку трапа, чтобы вернуться к себе, Ибрагим говорит: