Читать «Красная пелена» онлайн - страница 2

Свадьбы были сладостной передышкой, на краткий – слишком краткий – миг вырывавшей нас из грубой действительности нашего нищенского существования.

В тех кварталах Орана, где я провел первые пятнадцать лет своей жизни, бедность не давала нам, в отличие от детей из более зажиточных районов, возможности нормально вырасти. Мы рано расставались с детством.

Я до сих пор не могу думать об этом без грусти. Как будто у меня отняли целые годы – неповторимые годы, наполненные особыми переживаниями, время, когда человек открывает для себя новый мир смыслов и чувств.

Нам грозила опасность лишиться части своего эмоционального богатства.

Нашим родителям бедность причиняла неисчислимые страдания. Мы были им дороги – во всех смыслах слова. Они любили нас, но из-за житейских трудностей помимо собственной воли давали нам понять, что растить нас – тяжкое, порой неподъемное бремя.

Кое-кто из моих знакомых взрослых прямо на лице носил отпечаток трагической судьбы. Они даже внешне напоминали те бронзовые статуи, что стояли в центре города. В их чертах читались все муки прошлого.

Собираясь вместе (по случаю праздников, семейных торжеств или религиозных обрядов), взрослые обсуждали одно и то же. Мужчины говорили об Алжирской войне и превозносили собственную доблесть, женщины делились магическими рецептами того, как удержать возле себя мужа. Однажды я слышал, как мой дед сказал своему знакомому, с которым они пили чай:

– Настоящие бойцы сопротивления никогда не вспоминают о войне – это слишком больно. Те, кто бахвалится своими подвигами, в ней не участвовали и корят себя за трусость. Пусть себе болтают. Наверное, для них это единственный способ не сломаться под грузом сожалений.

С того дня, глядя на этих хвастунов, я не мог не испытывать печали. Война, думал я, не только разорила землю, она прошлась своим катком по живым людям. Долгая оккупация, бесчисленные унижения и пытки – физические и моральные – изъязвили их души и иссушили их сердца.

Меня охватывал страх: успею ли я сбежать из этого ада, пока не превратился в похожий на них живой труп?

Наступающая весна освобождала нас, мальчишек, из того тройного плена, в котором нас держал весь фантасмагорический уклад нашей жизни.

Во-первых, всю осень и зиму мы были вынуждены проводить взаперти. Когда серое ненастье сменялось яркими летними днями, на нас это производило впечатление шока, от которого кружилась голова.

Во-вторых, правившая нами диктатура, уверенная, что служит нам защитой и опорой, навязывала нам свое убогое милитаристское мышление.

Наконец – и эта несвобода была самой пагубной из всех трех, – нас не пускала на волю собственная ментальность.

В семьях, принадлежащих к среднему классу, как и в семьях рабочих, властвовал целый свод табу, ограничивавший нас во всем – в словах, в играх, даже в одежде. Особенно заметно это становилось зимой. Смена времени года словно вдыхала новую жизнь в старые запреты.