Читать ««Венгерская рапсодия» ГРУ» онлайн - страница 131

Маршал упомянул и об убийстве наших парламентеров. Он глубоко пережил их гибель. Штейнмеца он знал еще по Испании, где они были вместе в годы гражданской войны. Остапенко был отважным офицером, которого командование 3-м Украинским фронтом неоднократно представляло к наградам.

Бывший директор будапештского филиала Института русского языка Владимир Иванович Клепко рассказал мне о некоторых деталях этой трагедии. Как-то мы ехали с ним в районе будапештского аэропорта Ферихедь. Клепко кивнул головой в сторону памятника Штейнмецу (тогда памятник еще не убрали с места гибели парламентера) и сказал: «На этом пьедестале могла стоять моя фигура». Заметив мой недоуменный взгляд, Владимир рассказал, что когда окружение Будапешта было завершено, встал вопрос о посылке парламентеров. В списке представленных кандидатов была и фамилия Клепко. Отбор производил член Военного совета фронта. Когда Владимир представился генералу, тот без обиняков сказал кадровику: «Кого вы мне предлагаете? Да у него еще молоко на губах не обсохло». Теперь Владимир признался, что генерал был прав: в ту пору он был худеньким, с тонкой шеей, младшим лейтенантом, брился раз в неделю. Кандидата так и не подобрали. Запросили 4-й Украинский фронт. Оттуда прислали опытного, интеллигентного капитана Штейнмеца, венгра по национальности. Это был деликатный в обращении с товарищами, грамотный офицер, по своим внешним данным вполне подходивший для роли представителя советского командования.

Кандидатура Остапенко никаких возражений не встретила. Владимир признался, что тогда его глубоко, до слез обидели слова генерала, в присутствии других офицеров назвавшего его молокососом и отстранившего от выполнения опасной миссии.

Когда автомашина Штейнмеца двинулась к переднему краю обороны, Владимир в группе офицеров в бинокль наблюдал за ней, невольно чувствуя себя на месте парламентера. «Напряжение было так велико, — вспоминал мой собеседник, — что когда у кого-то из наблюдавших под ногами громко хрустнул осколок стекла, все вздрогнули. Неожиданно со стороны обороняющихся блеснула вспышка и послышался хлопок: должно быть, в автомашину выстрелили фауст-патроном. Затем раздался взрыв и “виллис” парламентера охватили пламя и клубы дыма. Никто не мог поверить своим глазам: убить парламентера — это позор, который не смыть никогда. Тогда же, — заметил Владимир, — у меня мелькнула мысль: видно, судьба даровала мне жизнь».

«Убийство наших парламентеров, — продолжал Владимир, — вызвало волну возмущения среди солдат и офицеров».

К сожалению, расплачиваться за злодейское убийство парламентеров сплошь и рядом приходилось мирному населению.

В политорганы фронтов стали поступать жалобы от венгерских граждан о фактах насилия, совершаемых советскими солдатами. Командирам и политорганам приходилось проводить серьезную разъяснительную работу и привлекать к ответственности солдат, совершавших противоправные действия против мирных граждан.

Возвращаюсь к приему у начальника Генерального штаба. Малиновский согласился с моим доводом, что новая венгерская армия не несет ответственности за преступления фашистов, и согласился побеседовать с венгерским военным атташе. Но беседа протекала вяло, и маршал постарался ее побыстрее закончить.