Читать «Плакучее дерево» онлайн - страница 67

Мысль написать письмо Дэниэлу Роббину пришла к ней, как озарение. Буквы ручьем лились из-под ее авторучки на бумагу, поднимая вихрь слов, словно метель. Рука Ирен чуть дрогнула, когда она вывела дату — 20 марта 1997 года. День, когда она едва не свела счеты с жизнью.

Она доковыляла до ванной и, цепляясь за раковину, рухнула без сознания. Через несколько часов она проснулась на полу, рвота засохла на лице и одежде жесткой коркой. Ей стало настолько стыдно, что она, казалось, ощущала этот стыд каждой клеточкой своего тела. Она так и не смогла покончить с собой, у нее не хватило ни смелости, ни сил, ни полной осознанности своих действий, какая приходит вместе с решимостью. «Какая же я дура», — с горечью подумала Ирен, хватаясь за край ванны в попытке встать. Она жила с жаждой смерти, а когда до нее оставался всего шаг, трусливо отступила назад.

Но все было не так просто, как казалось.

Когда в комнате Шэпа ее обступили со всех сторон и закружили в вихре воспоминания, она обрела то, ради чего стоит жить дальше, и то была не месть или ненависть, и это потрясло все ее существо.

«Вчера был день рождения Шэпа, — писала она. — Ему исполнилось бы двадцать семь. Эта мысль не покидала меня весь день, я все время пыталась представить, как выглядел бы мой сын, кем бы стал, чем бы сейчас занимался, будь он жив. Он был хорошим мальчиком, мистер Роббин, и, я уверена, стал бы замечательным человеком».

Ирен в задумчивости посмотрела на потолок кухни, затем снова опустила взгляд на бумагу. «Часть его была ангелом», — написала Ирен и оторвала ручку от бумаги, оценивая уместность этого слова. Она не хотела показаться чересчур сентиментальной, но лучшего слова придумать не смогла, поэтому продолжила:

«Я имею в виду, не ангелом небесным в буквальном смысле. То, о чем я пытаюсь сказать, гораздо серьезнее. Он как будто имел дар, особое видение, свой взгляд на жизнь, намного глубже, чем я была способна увидеть или понять. По крайней мере, именно так мне казалось».

Как бы в подтверждение своих слов, Ирен кивнула, вспоминая сына, то, как он умел радоваться всяким мелочам: ярким краскам осенних листьев, шуму ветра, хрусту льда на реке поздней весной; как он всегда был рядом. Она вспомнила их первый День благодарения в Блейне. Она была ужасно зла, что пришло мало гостей, что ей пришлось готовить на неудобной крошечной кухне со сломанной духовкой. Смазывая маслом индейку, она случайно обожглась и стояла, плача от боли, когда на кухню заглянул Шэп. Он молча достал лед из холодильника, усадил ее на стул, приложил ледяные кубики к ее руке и сам доделал индейку.

Ее сын был мечтательный, немного замкнутый, но добрый мальчик. И ей до сих пор больно вспоминать о нем.

«Мне кажется, то, что делало его особенным, было связано с музыкой. Шэп играл на пианино и на трубе. Он будто бы сливался с инструментом, играл так, что иногда, заслышав его, люди останавливались и плакали».

Когда Шэпу было девять лет, его талант привлек к себе внимание человека, который преподавал музыку в университете. То был известный музыкант и дирижер, много попутешествовавший по миру, исполняя симфоническую музыку. К тому времени он вышел на пенсию и жил на ферме, иногда приезжал к ним и давал Шэпу уроки музыки. Преподаватель сказал, что у мальчика редкий дар, и не один раз Ирен становилась свидетельницей того, как он украдкой смахивал слезу, слушая игру ее сына. Не он один бывал растроган до глубины души этими прекрасными мелодиями: сестра Ирен, прихожане в церкви, да и она сама. Она не знала никого, кто не был бы тронут его музыкой.