Читать «Плакучее дерево» онлайн - страница 112

И вот теперь он уже дважды за десять дней был вынужден иметь дело с репортерами. Ранее, чтобы официально объявить о дате казни, затем сегодня — чтобы ознакомить с подробностями, процедурами, протоколами. Мейсон недобрым взглядом окинул стайку репортеров, их камеры, диктофоны, шариковые ручки, блокноты размером с футбольное поле. Всем им не терпелось узнать, как Роббин воспринял роковое известие.

— Он подавлен? Он отказывается от пищи? Он разговаривал с капелланом?

Им хотелось в мельчайших подробностях узнать о процедуре казни.

— Какой укол ему сделают первым? Тот, который подавляет центры дыхания, или тот, который останавливает работу сердца? — стрекотали они вопросами. — Ему будет больно?

«Разумеется, будет, вы, идиоты», — таки подмывало ответить им Мейсона. Больно бывает всегда. Больно оттого, что знаешь, что тебя ждет. Больно от ожидания. А еще есть другая боль — планировать казнь тоже больно. Боль причиняет само слово «казнь». Оно, подобно скальпелю, режет голосовые связки и рот, чтобы застыть страдальческой гримасой на лице. Нет, лучшего слова для этой процедуры придумать нельзя. Его было больно вспоминать, больно произносить и больно воплощать в жизнь, вернее, в смерть. Это черная работа, которую сильные мира сего на протяжении всей истории перепоручали другим людям. Таким, которым было не место в приличном обществе, париям, отщепенцам, отшельникам, тем, кто скрывал свое лицо за колпаком с прорезями для глаз, тем, кто умел отделить свою жизнь от результатов своего труда, но которых рано или поздно этот труд самих сводил в могилу. Так, один директор тюрьмы во Флориде, приведший в исполнение пятьдесят казней, неожиданно подал в отставку. Подал, и все, просто решил, что с него хватит. В приватном разговоре он признался Мейсону, что не может выбросить из головы пятьдесят пар глаз, которые смотрят на него денно и нощно.

Все имеет свою цену, хотел сказать репортерам Мейсон. И для преступника, и для палача. Впрочем, такой вопрос ему не был задан. А если бы и был задан, сказал бы он в ответ правду?

Тем временем Роббин держался неплохо — ел, спал, все как обычно. В отличие от него самого. Сам он страдал бессонницей с того самого момента, как получил приказ о казни. Он мог бы сказать им, что два работника уже подали рапорт об увольнении, заявив, что не могут работать, зная, что рано или поздно им придется лишить кого-то жизни. Орегон не Калифорния и не Техас, где казни стали обыденным делом и на них уже никто не обращает внимания. Здесь все не так просто. Здесь есть границы, которые не принято переступать. Иначе перед вами может захлопнуться не одна дверь. И все, от директора до уборщика тюрьмы, должны были решать для себя, переступить через эту черту или нет.

Ничего из этого он журналистам, разумеется, не сказал, лишь то, что было положено говорить в таких случаях.