Читать «Днепр могучий» онлайн - страница 136
Иван Владимирович Сотников
— Да ну!
— Ей-бо, так. Не сидят сложа руки.
— За труд такой орден надо, самый большой.
И уже слышится новый голос:
— Он бьет, а я ползу и ползу. Когда метров тридцать осталось, привстал маленько — и длинную очередь прямо в амбразуру. Пока они там опомнились, я броском вперед и — гранату туда же. Замер враз, угомонил. А тут и наши насели.
— А я вот заскочил в сени, — раздается в ответ, — рванул дверь и за каменную стену, а оттуда — очередь из автомата. Выждал минуту да как махну туда противотанковую, аж сам оглох…
А издали выделяется басок:
— Турция двоедушна: вроде и нейтральна, а с фашистами компанию водит.
— Грош цена ее нейтралитету, — отозвался кто-то звонким баритоном, по которому Андрей безошибочно узнал Азатова.
— Ее политика, — подхватил Сабир, — что течение в Босфоре: вверху — в одну сторону, а внизу — совсем в другую.
— Одним словом, подлая политика.
И снова другие голоса:
— Письмо от своего парнишки получил.
— Как у них там?
— Знатно получается. Мой триста трудодней заработал.
— Сколько ж ему?
— Да четырнадцать годков.
— Смотри ты!..
И вдруг пошло совсем из другой оперы:
— Приехал, значит, невзначай, а у жены еще муж…
— Как же так?
— А так. Получила похоронную, погоревала-погоревала, что делать? А тут сосед с фронта без руки пришел.
— Ишь ты.
— Только поженились — первый нагрянул. В партизанах был, ранен, лечился. Охнула — и без сил на пол опустилась. Точно подрезали ее. И рада, и не рада. И первого любит, и этого жаль.
— Блудня.
— Не скажи, степенная была. Как знать, что такое вывернется.
— И что ж они?
— Что ж, судили-рядили, как быть. А тут первый присмотрелся: брюхата баба. Дело еще путанее. Ушел бы — детей двое. Как с ними?
— Ну и ну.
— Ни первый, ни второй не отказываются от нее. И порешили, пусть сама выбирает. Заревела — что делать? Прости, говорит, второму, спасибо за все доброе, а Степана больше люблю, и дети…
— И как же? — не утерпел кто-то.
— Пишут, живут, и неплохо живут.
Бесхитростная история никого не оставляет равнодушным, и Андрей слышит, как горячо обсуждают солдаты драму чужой семьи.
А откуда-то из конца колонны доносится песня. Негромкий, но заливистый тенорок выводит:
Жарова еще с вечера одолевала непомерная усталость. Почти семь суток он не смыкал глаз. А тут еще и из дому нет писем. Настроение было не из лучших. А стоило ему проехать вдоль колонны, послушать бесхитростные солдатские разговоры да эту вот песенку о сухарях-сухариках, и усталости как не бывало, и на душе вроде рассвело. «Дорогие вы мои человеки, — тепло подумал Андрей о солдатах. — Да с вами и беда не беда, и смерть не смерть».
Двухчасовой привал позволил хоть немного собраться с силами. А после завтрака — снова в путь. Щербинину надоело в седле, и он забрался на повозку к Голеву. Над колонной нависли низкие лохматые облака. Это неплохо: погода, значит, нелетная. Но мелкий холодный дождик донимал по-прежнему. Казалось, ни конца ни края этой серой скучной мгле, полонившей землю и небо.