Читать «Волчьи песни» онлайн - страница 131

Дни идут за днями. Тело поворачивается на поправку, а вот душе покоя нет. Дубравин и раньше чувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Вроде бы как он рос, рос и дорос до какого-то потолка. А теперь уперся в него головою или тем, что называют умом. И не знает, как быть дальше. Куда идти? А самое главное, зачем? До этих дней им двигала и его грела надежда. Вот уедут они с Озеровой и сыном из Москвы, и начнется у них совсем новая необычная жизнь. Откроется новый мир. Другая страница жизни. Более счастливая, осмысленная.

Теперь эта дверь захлопнулась. Он в ловушке. Надежда, которая, как известно, умирает последней, покидает его. Впереди пустота. И будет он неделя за неделей, как замученная лошадь, бесцельно крутиться в этом колесе жизни, не двигаясь никуда.

Исчерпались смыслы. Некуда идти. Не с кем.

«Для чего все это надо? – думает он, ковыляя в трусах по квартире. – Все. Аллес капут! Как говорят братья-немцы. Жизнь пошла коту под хвост. Зачем ехать куда-то? Для чего работать?»

В таком вот душевном раздрае лежит он у себя в комнате. И чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых дум, решает что-нибудь почитать.

Доползает до книжной полки. Кое-как, преодолевая опоясавшую спину боль, тянется к книгам. Под руку ему попадает исторический роман.

Читает на твердой обложке: «Генрик Сенкевич. Камо грядеши».

Прилег. Раскрыл. Начал читать. «Э, да это что-то церковное, – думает он разочарованно. – Что тут откроешь для себя?! На кой ляд мы живем? Вся эта цепочка лет под названием жизнь – бессмысленна. Родился, женился, помер? Вот и весь цикл. Из земли выходим, в землю и уходим. Одно мучение только. И себе. И другим приносим».

Его отношение к подобного рода литературе, как и у большинства людей атеистического воспитания, абсолютно скептическое. А верующих он просто не понимает. Жизнь несколько раз сталкивала его с ними. И каждый раз оставляла ощущение непонимания и недоумения.

В детстве мать крестила его. Тайно. В станице у казачьих родственников. Он уже большой мальчишка был. Только приняли в пионеры. И от этого ему было неловко и стыдно. Запомнилось долгое стояние. И купол маленького сельского храма, расписанный яркими-яркими картинками. Ну, очень странными картинками. Например, там была отрубленная голова на большом блюде. Чудно. И страшновато.

Батюшка тогда долго пел. Махал кадилом.

Потом еле-еле поднял его. И окунул ногами в купель…

После обряда мать, счастливая и радостная, надела ему на шею желтый пластмассовый крестик. И велела носить его на шнурке. Но он, как только выходил за ворота, крестик немедленно снимал. И прятал в карман. Чтобы ребята не задразнили. А через пару недель тот вообще потерялся. И о нем забыли.

Вторая встреча с верующими была на стройке. Работали с ним в бригаде одно время брат и сестра. Говорили, что они баптисты-пятидесятники. Брата он не помнит. А вот сестра-крановщица запала в душу. Дубравин долго тогда приглядывался к ней. Никак не мог понять, чем она отличается от других девчонок. Но так и не понял. Разве что более серьезная. Да не позволяла монтажникам материться. Так, стоило внизу кому-то выразиться «по матери», как она сразу – «стоп-кран». Прекращает работу. И начинает спускаться вниз. Действовало это на мужиков отрезвляюще. А так девчонка, как девчонка. Аккуратная. Симпатичная. Но сильно строгая. И непонятная. Одно слово – баптистка.