Читать «Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)» онлайн - страница 5

Алексей Александрович Меняйлов

— Выгорит. Живого не останется ничего. Всё будет серое и коричневое, как те камни… Мёртвое и серое… И только ночью из-под кустов миндаля будут выползать кобры… Поохотиться. Видите, как много кустов? И под каждым — нора. В этих местах очень много кобр. Вам надо об этом написать.

— В тех горах, откуда я сейчас, — сказал Ал, — кобр не было. Были гюрзы. И гремучие змеи. Но гремучек было мало. Ближайшая жила от меня далеко — шагах в тридцати. Да и то — через ручей.

— Сай гремучке не помеха, — одними губами сказал Джамшед.

Кишлак, к которому они подъехали, теснился в небольшой долине между горами, а нужный дом стоял с краю, от сая (горной речки) метрах в двадцати.

Джамшеда ждали, и неприметного вида хозяин дома оказал ему всё возможное на Востоке почтение. Напряжённая, как после удара, красивая хозяйка лет тридцати быстро расстелила на полу дастархан и, поставив посередине блюдо с пловом, стала раскладывать вокруг него лепёшки. Один за другим стали появляться мужчины, которые после ритуала приветствия молча садились на ковры вокруг расстеленного дастархана. Чем больше собиралось этих внешне неразличимых людей, тем больше происходящее начинало Алу не нравиться. В особенности не нравилось ему их раболепное отношение к хозяину дома.

Перед тем как все опустили руки в общее блюдо с пловом, Джамшед прочёл на арабском суру из Корана. «Бис милла», — эхом отозвались все и начали есть. Молча, запивая плов водкой. После еды один из неразличимых, заливаясь идиотическим, болезненным смешком, достал пластину прессованной сушёной травы ядовито-зелёного цвета.

— А теперь покурим, — усмехнувшись, посмотрел на Ала Джамшед. Он раскрошил кусок поданной ему пластины, достал две сигареты, вытряхнул из них табак и стал набивать оставшиеся трубочки папиросной бумаги ядовито-зелёным крошевом.

Ал не понял, удивился, но вида не подал.

— Табачок, — усмехнулся Джамшед. — Хороший. Тот, что Сталин любил. «Герцеговина Флор», — и подмигнул.

Тот, с идиотическим смешком (учитель местной школы, как его чуть позднее очень и очень почтительно представили Алу), захихикал. Тень скользнула по лицам и остальных. По-русски здесь явно понимали все.

Все, кроме Ала и главаря (хозяина дома), как по команде, тоже стали готовить себе «сигареты».

— Я не курю, — твёрдо отказался Ал. — И не надо упрашивать — бесполезно. Да это и не «Герцеговина Флор».

Когда задымила первая «сигарета», Ал пересел поближе к приоткрытому окну. И даже, делая вдох, наклонялся к проёму. На такого рода сборище он оказался впервые, поэтому, даже не пытаясь скрыть своё всё возрастающее удивление, он между вдохами всё время оборачивался на меняющихся на глазах людей. Они становились хуже чем пьяные — как будто расползались бесформенными кучами, превращаясь в нелюдей, в совершенное ничто. И это им, похоже, нравилось.

Дымки от сигарет тянулись вверх и, закручиваясь под потолком гаденькими жгутиками, втягивались в верхнюю часть раскрытой створки окна. Навстречу в нижнюю часть тянуло свежим воздухом, которым и пытался дышать Ал. Но, несмотря на эту предосторожность, ему вдруг стало казаться, что ковров в комнате стало как будто больше и что они как будто стали ярче, а потом даже и воздух в комнате стал закручиваться. Всё нехорошо и опасно поплыло…