Читать «Люди грозных лет» онлайн - страница 11

Но как ни страшны и отчаянны были условия, к зиме все утряслось. Фашистов на фронте остановили. На пустыре, возле крохотной уральской станции возникли первые заводские цехи, и под вой метели застучали вновь ожившие станки и машины. Потекла голодная, холодная, но полная напряжения заводская жизнь. А когда на железнодорожной ветке были нагружены первые вагоны готовой продукции, люди, казалось, ошалели от радости. Все они — от старых, видавших виды производственников до безусых ремесленников, — забыв и голод и холод, облепили нагруженные вагоны и, не дожидаясь маневрового паровоза, с победными криками погнали их к станции. Яковлев вместе со всеми бежал, кричал и опомнился только около станции, где остановил его заводской письмоносец. С первого взгляда на маленький треугольник он узнал почерк Ирины и, схватив письмо, сел на обледенелое бревно. Неровные строчки казались ему самым светлым и самым дорогим на свете. Ирина была жива, здорова и не только жива, но и воевала, наступала, как писала она, на запад, отгоняя фашистов от столицы. В тот день Яковлев впервые в жизни выпил целый стакан неразведенного спирта и сразу захмелел. Он с кем-то говорил, смеялся, даже пел и впервые за всю войну уснул беспробудным сном.

Но это была его последняя радость. Писем от Ирины больше не было. Прошли январь, февраль, подошла весна, а почта так ничего и не принесла ему. Он получил назначение на старый завод, приехал в Москву, и ему вручили сразу целую пачку его писем с чужой, холодной надписью: «Адресат выбыл». Это и встревожило и обрадовало Яковлева. Было очевидно, что с Ириной что-то случилось, но если «адресат выбыл», значит она жива, переведена куда-то или попала в госпиталь. Он написал в адрес полевой почты, где служила Ирина, в бюро розыска, в Наркомат обороны и каждый день ждал ответа, но ответа не было. Яковлева вновь охватила тревога. Самые невероятные представления строил он о судьбе Ирины. Ему казалось, что она или погибла, или (что было самым страшным) попала в плен. Он часто видел ее во сне — по-прежнему веселую, ясноглазую, с вьющимися светлыми волосами и милыми, никогда не забываемыми крохотными ямочками на щеках. После каждого такого сна ему становилось еще труднее. Он пытался забыться в работе, но и работа не успокаивала, а только углубляла смятение и тревогу. Тот самый завод, где работал он до войны, по существу, не был заводом, а всего лишь наполовину заполненным станками цехом с полутора сотней случайно набранных рабочих. Все заводское хозяйство было начисто разорено. Не хватало электроэнергии, не работала котельная, была разрушена железнодорожная колея, что питала завод, не было инструментов, но полторы сотни человек на станках времен двадцатых годов выпускали продукцию. Не было не только нужного, но даже самого необходимого. Впервые осмотрев то, что громко именовалось заводом, Яковлев был поражен, как умудрялись эти полторы сотни человек с одним-единственным инженером, который к тому же считался и директором завода, выпускать то, что они сейчас выпускали. Поначалу Яковлеву показалось это невероятным, но, приглядевшись ко всему, он убедился, что это было именно так. Яковлев без содрогания не мог смотреть, как полуголодные мужчины, женщины и подростки сутками не отходили от своих станков, валились с ног и тут же в цехе засыпали мертвым сном, а поспав всего несколько часов, поднимались и вновь вставали к станкам. Это был не просто героизм, это было непрерывное горение и беззаветное мужество людей. И странное дело: через несколько дней, войдя в курс всех заводских дел, Яковлев уже не видел ничего особенного в том, что так поразило его в день знакомства с заводом. Он и сам, так же как и Полунин и рабочие, забывал, когда начинается день и когда наступает ночь, не замечал, что за сутки удалось всего однажды поесть, не считал невозможным работать без нужных инструментов и приспособлений, не кипел и не возмущался, когда из главка или из наркомата требовали все больше и больше мин. Он не то что понимал — он всем своим существом чувствовал, что это было не просто нужно, а необходимо. И он делал все возможное и невозможное, чтобы выполнить это требование.