Читать «На вахте и на гауптвахте. Русский матрос от Петра Великого до Николая Второго» онлайн - страница 36

В 1939 году была создана и песня «Они вспоминают “Цусиму”».

Рассказ о «морской риторике» будет неполным, если мы не упомянем об «окончаниях, не имеющих отношения к службе» — иначе говоря, о ругательствах, использование которых всегда являлось признаком настоящего «морского волка». Тем более, как писал великий русский сатирик Михаил Салтыков-Щедрин, первым словом опытного русского администратора во всех случаях должно быть слово матерное. Категорически не сквернословивший знаменитый флотоводец вице-адмирал Степан Макаров был, пожалуй, редким и приятным исключением.

Не забьггы «окончания» и в Петровском Морском уставе Вернее те, которые воспринимались как «адресная» ругань.

В том случае, если брань следовала «не одумавши с сердца или не опамятовась», то виновный представал перед судом, где просил у обиженного «христианского прощения». Когда же брань была «гораздо жестокой», то налагался и денежный штраф в пользу потерпевшего. Примечательно, что если истец был недоволен размером присужденного штрафа, то виновник от уплаты освобождался вообще.

В случае если кто «против бранных слов» лез в драку или выражал недовольство «иным своевольствием», то он терял право на сатисфакцию и получал то же наказание, что и его обидчик.

Впрочем, Петр Великий является и одним из легендарных российских матерщинников. По крайней мере, именно ему приписывается авторство так называемого «Большого загиба» и «Малого загиба», состоящего из отборной ругани. Справедливости ради отметим, что «авторство» Петра в области «загибов» никак не подтверждено, но легенды — вещь упрямая.

Канонического текста «загибов» не существует, а количество слов в них может варьироваться от 30 до почти 400. Так, вариант «Большого Петровского загиба», впервые опубликованный в книге «Крепкое русское слово», состоит из 366 слов. Наиболее приличными выражениями в нем являются «под-хвостие дьяволие», «Зевесова жердина» и «обезьянья шишка зело раздутая». «Малый загиб» отличается от «Большого» только объемом, да и упоминаний «кровной родни» в нем поменьше. Любопытная деталь — при произнесении «загиба» в наказание провинившийся вставал к мачте и не смел сойти с места до завершения речи наказывающего.

«Если на минуту поверить, что все всерьез касается матери и отца, и братьев, и сестер, и так от прапрадеда до праправнуков, всей родни, и двоюродных, и снох, и золовок, и зятьев, словом, всех родственников, то станет дурно», — говорят моряки.

И действительно — попробуйте представить себе воплощение в жизнь такого, например, яркого пожелания: «чтоб тебе провалиться через семь гробов в мутный глаз твоей бабушки»!

От соприкосновения с матерщиной не был застрахован никто, включая членов императорской фамилии. Слово великому князю Кириллу Владимировичу (1876–1938), носившему чин контр-адмирала Российского Императорского флота (воспоминания относятся к периоду его обучения на учебном судне «Моряк»):

«Любому действию, совершаемому на судне, официально именуемом трехмачтовым фрегатом, предшествовал шквал неистовых оскорблений, без которых ни одна рея не могла быть развернута и ни один парус — поднят. Тогда это казалось мне своего рода ритуалом.