Читать «Книга перемещений: пост(нон)фикшн» онлайн - страница 72

Кирилл Рафаилович Кобрин

Итак, революционер-индивидуалист. Где же он строит свои одинокие баррикады? Какие мостовые разбирает на ментальные булыжники? Только городские, иных мостовых не бывает, как известно. «Город» есть воплощение и феномен стопроцентной концентрации столетиями господствующего порядка вещей; он цель его и он же средство, проклятие и акмэ. Все традиционные революции начинались в городе, единственная настоящая, неслыханная революция начинается, происходит и совершается только здесь – где, как гласит ситуационистский лозунг парижского шестьдесят восьмого, «под мостовой – пляж!» Нигде в мире соотношение слов и вещей, западная эпистема, состоящая из сменяющихся исторических эпистем, так не оттиснута, как в городе; собственно, сам город состоит из этой эпистемы, а не из камня, бетона, людей и продуктов их жизнеобеспечения и жизнедеятельности. Для города наш мир существует – и из-за него. Оттого подрывать основы имеет смысл только здесь; не просто «использовать городские ландшафты» для революции (баррикады, демонстрации, уличные бои) и даже не перестраивать города, исходя из целей и задач революции, а (данке шён, герр Гегель) «снимать» проблему города как воплощения миропорядка. Причем делать это, не тронув ни одного камня, не разбив ни одного стекла, не построив ни одного дома будущего. Главной и единственной подрывной тактикой и стратегией революционера-одиночки становится простое перемещение по городу.

Казалось бы, чего проще: набросить куртку, закинуть за плечо рюкзак, выйти из дома – и вот она, революция. На самом деле все гораздо сложнее. Прежде всего, ты должен знать, куда ты выходишь; именно знать. Характер этого знания странен, летуч, почти неуловим. Здесь и история, и социология, и беллетристика, и экономика, и запахология, и гастрономия, и, конечно же, эротика. Краеведам, буржуазным путешественникам с культурными потугами, скромным интеллигентам, открывающим мир, акулам шопинга и алкогольным аргонавтам не беспокоиться. Отрывочный характер этого знания не исключает его глубины и, главное, интенсивности. Это не «сведения», не «система представлений», не, прости Господи, «лирическая волна». Это нечто схожее с тем, как зверь ориентируется в джунглях, причем окажись он в других джунглях, он и там найдет путь и смысл. В таком контексте город предстает нам, скорее, как Природа, нежели Культура, – точнее, как Культура, в силу своей древности, своей кажущейся (может быть, просто истинной? чего уж там) онтологичности играющая роль Природы, ставшая ею. Ибо что для современного человека Природа, как не новейший идеологический концепт, порожденный утонченной (и истонченной) городской Культурой? Все, абсолютно все в наше время социально (культурно) обусловлено: пол, болезнь и смерть, раса, все. Человек разросся до пределов Вселенной, ничто в ней не существует без него, помимо него; гуманизм, антропоцентризм достиг своего предела: на рубеже 2011 и 2012 годов «Би-би-си» среди портретов «женщин года» поместила фото панды (уж не знаю, как сказать: «пандихи»?). Сие не есть оскорбление экс-«второго пола», это констатация того, что панды, комары, кобры и киты давно уже стали человекообразными, стали людьми. Культурный некоммерческий европейский телеканал перемежает в сетке вещания документальные фильмы об индейских племенах с документальными картинами «дикой природы», рассказы об истории Столетней войны с рассказами об истории движения континентов в невообразимой древности; это одно и то же, это Культура, поглотившая Природу, ставшая ею. Столицей новой всеобщей империи Культуры стал Город; оттого подлинное знание о нем носит отчасти инстинктивный, отприродный характер, не теряя при этом ни точности, ни четкости, ни даже объективности. Таким знанием должен обладать новейший подрыватель основ, отправляющийся прямо сейчас в путь. Он вот-вот захлопнет за собой дверь.