Читать «Невозможность путешествий» онлайн - страница 180

Даже самый сбалансированный в этом смысле текст («Азарт. Изнанка путешествия»), в котором достаточно подробно показаны достопримечательности Хивы и остроумно подмечены нравы местного начальства, держится, как на гвозде, описанием поединка с базарным наперсточником, постепенно (и крайне субъективно) вырастающем в фигуру едва ли не мефистофельского масштаба.

Так что оптика рассказчика искажается до предельно гротескного переощущения, совсем как в комнате смеха или же в аксеновских «Поисках жанра» (появившихся примерно в то же время), со схожим карикатурно-фантасмагоричным персонажем внутри. Важное сравнение, так как жанровые поиски оборачивались в СССР расширением области свободы, а очерки Битова (первый датирован 1960-м (автору 23 года), второй — 1963–1965, третий — 1969–1970, четвертый — 1971, 1975 и, наконец, пятый — 1971–1972), помимо личной биографии автора, оказываются еще и документом, прекрасно иллюстрирующим советскую эпистему времен стабильности и застоя.

«А ведь я командирован в Хиву не за тем, чтобы описать, что со мной здесь, в результате этой хирургии пространства, произойдет, а с тем, чтобы никогда не написать об этом. Что-то я никогда не читал, чтобы писали о том, что с ними произошло, — всегда о том, что происходило без них… Значит, сейчас я должен, искусственно и невозможно, построить свою жизнь так, чтобы стать свидетелем тому, в чем я не участник. Оригинально…

Меня командировали лишь за юридическим правом подставить в текст, который должен быть, свежие географические и человеческие имена, а не за тем, что есть…»

Писательская рефлексия. Метарассуждение — о методе и соотношения правды и вымысла. Феноменология творчества. Игры с удвоением и утроением пространства; пространств.

Художественная мысль, базирующаяся на отборе деталей идеальным образом подходит для описаний «подстриженными» глазами, тем более что «работает» Битов в этих повестях, в основном, на «крупном плане». Это и позволяет ему, лишенному в «творческих командировках» бытовой подоплеки, легко выруливать в заоблачную область абстрактных категорий, развивающихся как бы параллельно активной социалистической реальности. Уж не знаю, насколько осознаваемой выходила эта хитрость, но именно журналистские задания помогают Битову находиться в бытовых интерьерах минимальное количество времени (описание жилой конурки в «Птицах» да квартира главного мотогонщика в «Колесе», вот, пожалуй, и все).

Гораздо больше времени автор тратит на описание жизни в поездах («Одна страна») и аэропортах («Путешествие к другу детства» и «Азарт»), делая это, подобно Андрею Вознесенскому, в приподнято обобщенном стиле, описывающем цивилизационные, а не общественные процессы. В межбуквенную невралгию этих текстов входишь [переносишься] легко и свободно, выщелкивая забытые состояния, точно файлы (тогда как бедекеры иных времен, как у Стендаля, реконструируешь, как бы дощелкивая в голове), в то, теперь уже окончательно идеализированное агрегатное состояние, которое и сам Битов идеализировал, приподымая над сермягой.