Читать «Невозможность путешествий» онлайн - страница 17

Гуров снимает с ноги Натальи подвязку. Тамада заставляет его залезть к ней под юбку, спрашивая, отчего это у Наташи такие счастливые глаза? Шуточки у тамады липкие и двусмысленные: «Ну, кто еще холостой? Ну, я вижу, что официанты у нас все до единого холостые…» Многозначительная пауза.

А потом Гуров через спину кидает этой подвязкой в холостяков. Ее ловит тот парень, который похищал Наташку. Хотя Гуров потом говорил, что целился в руки мне. Но мне что-то так не показалось. «Хитрый хохол» (как звал его в армии капитан Черных), вероятно, всем претендентам на подвязку говорил то же самое. Впрочем, я не в обиде, мне подвязка не нужна. Я вроде и так не совсем холостой уже. У меня есть Арка.

А потом объявляется похожий конкурс для потенциальных невест. Наташка расстается с букетом, выкрикивая: «Побеждает достойнейшая!».

В это время четвертый стол выступает дружным квартетом, говорит о любви и вечной дружбе, вручая молодоженам подарок — ключи от машины, стоимость которой превышает все расходы на свадьбу примерно в два с половиной раза.

Кажется, у четвертого стола больше всего телохранителей. Ближе к финалу все они разобьются по парам, возможно, для обсуждения сугубо профессиональных вопросов. Террористов в округе явно не наблюдается.

Потом запускают цыган, после которых выступает Эдуард Хиль: «Слышишь, Ленинград, я тебе спою…».

Честно говоря, я уже не помню, пел Хиль до свадебного торта, исполненного в виде все того же розового павильона, или после? Кажется, когда он пел, я уже ел торт. Или нет?

Не помню, возможно, я что-то пропустил, так как болела голова, я снова отправился искать дворец, но вышел к вокзалу, где когда-то давал концерты знаменитый Штраус. Купол, о котором писал Мандельштам, отсутствовал, но все остальное…

Как это объяснить?!

Огромный парк. Вокзала шар стеклянный. Железный мир опять заворожен. На звучный мир в элизиум туманный Торжественно уносится вагон: Павлиний крик и рокот фортепьянный. Я опоздал. Мне страшно. Это — сон. И я вхожу в стеклянный лес вокзала, Скрипичный строй в смятеньи и слезах. Ночного хора дикое начало И запах роз в гниющих парниках — Где под стеклянным небом ночевала Родная тень в кочующих толпах…

У меня медленно поднималась температура, бросало то в жар, то в холод, кожа покрывалась гусиной сыпью и мелкой изморозью… а в Розовом павильоне громыхала музыка, находиться там было невозможно…

Публика пустилась в окончательный распояс, и свадьбе этой было места мало, и места было мало и земли. И как у них у всех, после длинной процедуры венчания, мотания по Царскому Селу и бесконечной программы в Павловске, силы оставались?

Ребята казались свежими, несмотря на количество всего выпитого и съеденного, увиденного и услышанного.

А Хиль все пел и пел, словно в сомнамбулическом трансе. Как-то я видел репортаж с курехинской «Поп-механики». Там Хиль выступал со старым шлягером про ледяную избушку, выпутываясь из блестящего скафандра, сооруженного из куска серебряной фольги. Казалось, народный артист СССР так тогда и останется там, внутри непроницаемого клубка.