Читать «Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью» онлайн - страница 74

Александр Геннадьевич Иванов

И это — ещё одна история из жизни Даля той поры.

Часто бывая в Москве, я всегда приходил к «Современнику». Однажды вышла интересная история. Я приехал в Москву, и там, где я обычно жил, должно было быть сборище. В этот же день в Москве был и Александр Городницкий, проходивший какую-то предзащиту. Валю Никулина я позвал: «Приезжай после спектакля». И надо ж так, но именно в этот день в Донецк через Москву (с пересадкой) летели Юра Кукин и Валентин Вихорев. И Кукин Вихореву сказал:

— Слушай, поехали к «Современнику». Я уверен, что мы там кого-нибудь найдём!

Приехали они на Маяковскую, и единственный человек, который в полночь (!) стоял у стен театра, был Валя Никулин! Даль в это время уже пришёл к нам, так как я с ним созвонился. А Никулин привёз с собой Кукина и Вихорева. Собралась огромная бардовская компания.

А у моих приятелей в квартире висела на стене огромная киевская концертная афиша того же года: «Ленинградские поэты-певцы Юрий Кукин и Валентин Глазанов». И все присутствующие на этом домашнем выступлении расписались на её обороте. Расписался и Олег Даль…

Очень интересное у меня с Олегом было посещение бывшей квартиры Ивана Москвина на Большой Басманной улице. В этом доме жил Валя Никулин и его первая жена Аня Москвина — внучка великого артиста.

Как-то после спектакля мы зашли в ВТО — посидеть. А потом решили взять чего-то поесть и поехать к Никулиным. Было уже очень поздно. А от большой квартиры Москвина осталась единственная (правда, огромная!) комната, в которой спала Аня. Я к ней тихонько подошёл и говорю шёпотом:

— Анечка, ты не волнуйся, сейчас тут несколько человек войдёт…

— Ничего-ничего, хорошо…

Встала, оделась, включила свет… и вся наша шумная, шутливая компания застыла с открытыми ртами. На стенах комнаты московской коммуналки висели полотна Врубеля, Поленова, Серова, Левитана, портреты Шаляпина и Собинова с дарственными надписями… И много других авторских подарков великому русскому актёру.

В середине апреля 1970 года я был в командировке в Таганроге: меня пригласили в институт читать лекции — восемь раз по два часа. Поселили меня в таганрогском общежитии, причём на женском этаже. Жил я в отдельной комнате, и всё время вечером прошлёпывали туда-сюда, туда-сюда какие-то дамы.

Скучно было одному… И я пошёл в кино на новый, только что вышедший фильм «Старая, старая сказка». Увидев Олега на экране, очень удивился: совершенно не знал, что он там играет, а на афишу даже внимания не обратил!

Пришёл после сеанса в эту общагу и как-то… Такое настроение было… Сел и начал писать стихи Олегу, вспоминая о наших с ним встречах — расставаниях:

Олегу Далю Как позднее признание в любви, Звенит моя нестройная гитара, И стары песни грустные мои, И сам я, вероятно, тоже старый. А в мире ритмы новые звучат, Но «Сказка старая» идёт в вечернем зале. Я вижу твой такой знакомый взгляд, И ты со мной встречаешься глазами. Ты далеко, ты слишком далеко. Ты — там, за белым полотном экрана, Но всё равно сегодня Даль и К° Пришли ко мне негаданно-нежданно. И вспомнилась декабрьская пора (Об этом позабуду я едва ли): Совсем недавно, будто бы вчера Мы пели в современниковском зале. Давай ещё под гиканье и свист Споём. Пусть не гадает ворожея. Упали мы, но снова поднялись — Раскаянья не ждите, бармалеи! Какой мороз стоял тогда в Москве! А утром рестораны все закрыты. И мы в такси за водкою в тоске Погнали по Кольцу в шалман за Крымский. Как хорошо, что мост не разведён… Ах, я забыл, что это ведь зимою! И, впрочем, здесь в Москве — другой закон, Не как у нас, над нашею Невою. Мосты разводят для больших судов: Для кораблей, для барж, для теплоходов. И образы полуночных мостов Тревожат память в злую непогоду. Ещё одно запомнить я хочу: Над Пискарёвским утро раздаётся, И мы с тобой идём плечом к плечу От Вечного Огня — навстречу солнцу. И музыка, как будто чей-то стон, Разносит над могилами убитых Торжественную песню похорон. Всё верно — «Не забыт» и «Не забыто». И сколько здесь прожить отведено, Не скажут нам, да мы и не расслышим. Успеют прокрутить до дыр кино, И пожелтеют старые афиши.

Таганрог, 13–17 апреля 1970 г.