Читать «Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью» онлайн - страница 116

Когда же наступал перерыв, начинались разборки:

— Даль! Ты что ж, сука, делаешь?! Ну, я тебе на следующем тракте тоже дам!

Даля по той работе помню отлично, но, к сожалению, выделить его из массы и что-то сказать о нём персонально, что было бы интересно сегодняшнему человеку, — не могу. Ну, безусловно, талантлив. Ну, безусловно, обаятелен. Но они все были талантливы и все были обаятельны, и Даль не выделялся в этой команде ни в ту, ни в другую сторону. Он был органичен, но они все были органичны! Это потрясающая была труппа…

Восемьдесят процентов действия этой постановки происходило в трактире. Герой Даля в трактире присутствовал всегда. Так что Олег почти постоянно был в кадре каждой из четырёх серий. Более крупный план — менее крупный план, но постоянно.

Помню, что, по замыслу режиссёра, Даль был даже неким сторонним наблюдателем развивающихся событий, детективной интриги. Он, как бы глядя на всё со стороны, давал свою оценку, делал свои какие-то выводы, хотя вслух о них не говорил. Но по его мимике, по его глазам — они давались крупно — было понятно, что он начал о чём-то догадываться, что-то предполагать.

Кстати, попал Олег на эту роль совсем просто, потому что у нас, за исключением Миши Кононова, в полном составе был театр «Современник».

С точки зрения телевидения — это была совершенно уникальная работа. Мы снимали в таких условиях, в каких больше никогда и никто в мире не снимал. То есть не то что в СССР — ни в одной стране этого не повторили! Серию в 55 минут мы снимали одним куском — без права остановки работающих камер и монтажа рабочего материала. Любой киношный профессионал скажет, что это — просто невозможно.

В павильоне было четыре декорации: трактир, служебный кабинет в угро, кусочек прохода «под улицу» и ещё какая-то комната. У нас было четыре камеры.

Ребята приезжали вечером. Слово «продюсер» тогда не было в употреблении, но именно его функции я выполнял, привозя их в Останкино на автобусе, нанятом за свой счёт. И мне это никем не оплачивалось! Брал их вечером, после спектакля.

Но мы с Эбнером допустили такой просчёт: не взяли в эту работу Олега Ефремова. Причём не «мы» — это по моей вине произошло! Потому что мне казалось, что я ему — такому большому актёру — не могу предложить достаточно интересную работу… А мы с Олегом были в дружеских отношениях.

А там была вся обойма «Современника»: Даль, Козаков, Кваша, Евстигнеев, Мягков, Никулин, Васильев, Фролов, Щербаков, Земляникин. В женских ролях были Леночка Козелькова и супруга Мягкова — Аня Вознесенская.

А вот Ефремова — не было! И вот, как я потом понял, несмотря на то, что это была фигура такой величины, он очень их ревновал! Это было чрезвычайно смешно…

Итак, они отыгрывали вечерний спектакль, после чего мы ехали на съёмку. И у нас была возможность записи до двух часов ночи. В два часа ночи Останкинская башня отключалась. Входили в декорации, надевали костюмы, гримировались, говорили: «Мотор!» И все проходы, всё происходящее на площадке нужно было «монтировать» путём передвижения наших камер, которые были отнюдь не современной телевизионной аппаратурой. Надо было развернуться, чтобы в кадре человек ушёл или вошёл; чтобы дверь закрылась или открылась; чтобы перейти на крупный или общий план. И если, допустим, вдруг по технической причине пропадал звук, то нам сверху кричали «Стоп!», и мы начинали серию с первого кадра. А это могло произойти на 50-й минуте! Что и случилось в один прекрасный момент.