Читать «Сын Тициана» онлайн - страница 26

Пиппо долго думал об этом прежде, чем решил надеть на себя маску равнодушия к искусству, которое мало – помалу действительно, овладело им.

– Если я буду работать еще двадцать лет, – говорил он, – и попытаюсь подражать отцу, то все равно останусь гласом вопиющего в пустыне; если же у меня не хватит сил, то я обесславлю свое имя. – И в заключение он восклицал со своей обычной веселостью:

– К черту живопись! Жизнь слишком коротка!

А портрет все еще оставался неоконченным.

Как-то раз Пиппо зашел в монастырь Сенвитов. В капелле он увидел на высоких подмостках сына Марка Вечеллио, который, как я говорил выше, также называл себя Тицианелло. Он присвоил себе это имя, – не имея на то ни малейшего права, – на том основании, что приходился дальним родственником Тициану и его назвали при крещении Тито; Тито он переделал в Тициана, а Тициана в Тицианелло; благодаря этому, все профаны Венеции поверили, что он унаследовал ген великого художника, и восторгались его фресками.

Пиппо всегда относился довольно равнодушно к этой забавной мошеннической проделке, но в этот момент, – потому ли, что на него неприятно подействовала встреча с этим господином, или потому, что его собственный талант предстал перед ним в настоящем свете, – но только он подошел к подмосткам, которые опирались на шаткие подпорки, то сразу толкнул ногой одну из них; она упала; к счастью, подмостки не рухнули вместе с нею, но они начали качаться так, что самозваный Тицианелло зашатался сначала, как пьяный, а потом растянулся среди своих красок, самым забавным образом выпачкавшись в них.

Когда он поднялся, то пришел, понятно, в неописуемую ярость. Он сбежал с подмосток и бросился к Пиппо, осыпая его ругательствами. Священник кинулся разнимать их в ту минуту, когда они, невзирая на святость места, готовились обнажить свои шпаги; молящиеся обратились в бегство, в ужасе осеняя себя крестным знамением, тогда как любопытные поспешили сбежаться.

Тито кричал во все горло, что этот человек хотел его убить, и что он требует суда над ним; опрокинутая подпорка подтверждала его слова. Присутствующие начали роптать, и один из них, смелее прочих, хотел схватить Пиппо за ворот. Пиппо, поступавший так из простого сумасбродства и глядевший на всю эту сцену смеясь, в свою очередь пришел в бешенство, видя, что его хотят тащить в тюрьму, как убийцу. Резко оттолкнув пытавшегося задержать его, он бросился на Тито.

– Это тебя, – вскричал он, хватая его, – тебя надо взять за шиворот и повести на площадь Святого Марка, чтобы повесить там, как вора! Знаешь ли ты, с кем ты говоришь, мошенник? Я – Помпонио Вечеллио, сын Тициана! Я пихнул сейчас ногой твой гнилой балаган; но если бы на моем месте был мой отец, то будь уверен, что он так тряхнул бы тебя на твоих подмостках, чтобы отучить называться Тицианелло, что ты полетел бы вниз, как червивое яблоко. Но он не ограничился бы этим. Он взял бы тебя за ухо, наглый мальчишка, и отвел бы в мастерскую, из которой ты убежал, не научившись рисовать простую голову. Какое право имеешь ты пачкать стены этого монастыря и подписываться моим именем под своими жалкими фресками? Пойди-ка, поучись прежде анатомии и поработай над трупами десять лет, как я у моего отца, и тогда мы посмотрим, что ты из себя представляешь, и имеешь ли право на это имя. А до тех пор не осмеливайся присваивать себе то, что принадлежит мне одному, иначе я сброшу тебя однажды в канал, чтобы окрестить раз и навсегда!