Читать «Николай Алексеевич Островский» онлайн - страница 163

Доктор М. К. Павловский приводит в своих воспоминаниях одну из бесед, происходивших вечером в сочинской квартире писателя.

Речь шла именно о том, что фашизм не является созданием чисто немецким.

— И о славянах как о будущих своих врагах тоже думают не только гитлеровцы, — подчеркнул Островский.

Он сказал:

— Вот, не угодно ли послушать, какие «салонные» разговоры о славянах ведут два героя романа «Дочь снегов» писателя Джека Лондона…

Островский обратился к Льву Николаевичу Берсеневу:

— Левушка, вот здесь, на столе, лежит этот роман. Найди шестьдесят четвертую страницу и прочитай ее нам вслух.

Лев Николаевич быстро нашел книгу. На указанной странице происходил разговор между Фриной Вельз и инженером Карлиссом.

Берсенев начал читать слова Фрины:

«— Наша раса — раса деятелей и борцов, — раса, завоевывающая земной шар и беспредельные пространства… Мы выносливы, мы настойчивы, мы так уже созданы, что умеем приноравливаться к любым условиям. Может ли когда-нибудь индеец, негр или монгол победить тевтона? Конечно, нет… Всем, чем не могут быть другие расы, — всем этим могут быть англо-саксы и тевтоны, — называйте, как хотите… Какая раса может превзойти нас?

— Вы забыли про славян, — лукаво сказал Карлисс.

— Славяне? — лицо ее омрачилось. — Правда, славяне… Единственные, юноши в этом мире детей и стариков. Но они пока еще целиком в будущем, и решающее слово за ним. Тем временем мы готовимся. Может случиться — мы так далеко уйдем вперед, что им не удастся перерасти нас… Разве мы не сможем уничтожить славян прежде, чем они возмужают?»

— Довольно, Левушка, — остановил чтение Николай Алексеевич. — Главное сказано.

В рапорте X съезду ВЛКСМ Островский писал:

«Счастливые молодые люди, родившиеся в Октябрьские дни, должны знать, каких неимоверных усилий стоила рабочему классу его свобода. Только зная это, молодое поколение социализма будет так же беззаветно защищать социалистическую родину от фашизма — этого вооруженного до зубов бандита».

Подобно своему новому герою Андрию Птахе, он хотел схватиться за гудок и его неистовым тревожным воплем напомнить об опасности.

Он обращался к истории, думая о будущем.

Франкфуртцы и баварцы, которых он видел четырнадцатилетиям мальчиком в Шепетовке, вспоминались ему, когда он слушал по радио истерические выкрики Гитлера. Но он вспоминал также и то, как прусское юнкерство бежало тогда с Украины, испугавшись революции, вспыхнувшей в их собственном, германском доме. Николай Островский знал: еще грознее будет новая война, но и пламя революции, разожженное в результате этой новой войны, будет еще жарче, и никаким юнкерам не удастся погасить это пламя.

Европа находилась тогда в преддверии Мюнхена.

Островский понимал: Чемберлен и Гитлер, Черчилль и Розенберг легко найдут общий язык. Фашизм — одна из последних судорог капитализма. И новый роман, задуманный писателем, должен был показать, что именно рождение нового, социалистического мира на одной шестой части земного шара вызвало дрожь ужаса в капиталистическом лагере.