Читать «Тротиловый звон» онлайн - страница 11
Виктор Голков
И мы – одна большая стая –
Куда-то бешено летим,
Мосты горбатые листая,
И наш исход неотвратим.
«Без счета перемен серьезных…»
Без счета перемен серьезных,
Но смысл по-прежнему безлик.
Все то, что от Иванов Грозных
Сегодня отделяет – блик.
И где-то посреди пустыни,
С ракетой атомной в руке
Дрожу я, как дикарь на льдине,
Один на лютом сквозняке.
Смерть кошки
Опять стоит перед глазами,
Как будто я прижму вот-вот
К руке с наручными часами
Её раздувшийся живот.
Во времена гражданской смуты
Война, как женщина, близка.
Но всех сильнее почему-то
Мне жалко мёртвого зверька.
То смерть сама спешит расставить
Отметки этих черных дней.
Боль бессловесную расплавить
в горючей нежности моей.
«Умирать ещё не стоит…»
Умирать ещё не стоит.
И, когда полужива,
От тоски душа завоет
Как солдатская вдова.
И когда болезнь начнётся
И взметнётся, как клинок.
И когда земля качнётся,
Уплывая из-под ног.
И никто уж не исправит
Ничего наверняка.
Пусть стакан с питьем отставит
В сторону твоя рука.
Есть великая наука –
Не кидаться из окна,
Хоть дрожит большая мука,
Как басовая струна.
«Гниют окурки рядом с дверью…»
Гниют окурки рядом с дверью
На нерастаявшем снегу.
Ну что ж, теперь, по крайней мере,
Без шапки я гулять могу.
А город, словно пёс побитый,
Глядит из конуры своей.
Сочится воздух через сито
Подъездов, улиц, площадей.
Ещё чуть-чуть, и ты отдашь мне
Диплом на память, мой приют.
Куранты на кремлёвской башне
Прощанье, задыхаясь, бьют.
«Песок, покрытый небоскребами…»
Песок, покрытый небоскребами,
И клокотание авто.
Мы сверху кажемся микробами,
На каждый миллиметр – по сто.
Слоится желтыми мундирами
Пространство крошечной страны.
И черными зияют дырами
Ночные бешеные сны.
«Где когда-то шел Христос…»
Где когда-то шел Христос,
Больше нет пустыни.
Гроздья виноградных лоз,
И озера сини.
Где скрипел сухой песок
И вилась дорога –
Лишь шоссе наискосок,
И не верят в бога.
Только вот душе больней
От твоих расчетов,
Жадный век, не надо ей
Кривды звездочетов.
Не горит она в огне,
Только жаждет чуда.
И не верит в глубине,
Что предаст Иуда.
«Кипарисовая роща…»
Кипарисовая роща,
Ты усталая вполне.
На песке сухом и тощем
Ты покоишься во сне.
Ни пустыни и ни леса,
Лишь сплошная тишина.
И песчаная завеса
В желтый зной превращена.
Где молился древний предок
И глотал сухой кусок,
Я присяду напоследок
И закутаюсь в песок.
«Пронзительная ясность слова…»
Пронзительная ясность слова,
Его простая глубина.
Все оживет, хоть все не ново –
Зима и лето, и весна.
Глубинный смысл стихотворенья,
Его таинственный наплыв
В своей прозрачности осенней
Реальность превращает в миф.
«Слабее привкус драмы…»
Слабее привкус драмы,
Когда финал вблизи.
То короли и дамы,
То пешки и ферзи.
Потертая колода
Мелькающих мастей.
И близкая свобода
От скверных новостей.
Хотя они в избытке,
И без толку ты ждешь,
Что с тысячной попытки
Хоть что-нибудь найдешь.
«Пробуждается сонный…»
Пробуждается сонный
Кипарисовый строй,
Желтовато-зеленый,
Опаленный жарой.
С теплым ветром в обнимку
Он ушел в высоту –
В золотистую дымку,
Голубую мечту.
Корни словно стальные,
И который уж век
В эти дали степные
Смотрит, как человек.
Оскар Уайльд
«Баллада Рэдингской тюрьмы» (отрывок)
