Читать «Только ждать и смотреть» онлайн - страница 95

Ничего не надо бояться, папа, я уже взрослый, я все пойму.

И еще. Я звонил в Тбилиси. Мне самому верится с трудом. Лили была дома, Марк! Она сказала, что ввели комендантский час, патруль стреляет без предупреждения. Мой школьный товарищ ничего не знал, он утром выехал в деревню за картошкой, а когда возвращался вечером, в город уже входили войска. Мужчины в полевой форме пытались остановить его машину, он решил, что это бандиты, и проехал мимо, не остановился. Да, пулей в голову. А Павле арестовали в одной бывшей братской республике. Куда он спрячется, в нем ровно два метра роста. Он сейчас сидит. Рядом с ним, кстати, в той же тюрьме сидит бывший министр нового правительства, который был когда-то министром старого правительства и на которого Павле, по обвинению, покушался. Министр не поделил что-то с новым президентом, экс-коммунистом, который пришел на смену антикоммунисту и на днях крестился…

Марк, Лили сказала мне самое страшное, что может сказать любящая мать любящему сыну: “Не приезжай!”

Она больше не поет, ты знаешь. В Тбилиси сейчас можно услышать любые звуки – от автоматной очереди до рева военного самолета, и гул танков, и артиллерию. Я уже не помню, совершенно не помню, когда в последний раз слышал стук одиноких женских каблучков в ночи: тик-так, тик-так…

Лили была дома потому, что она в ссоре с Нодари, не сошлись по политическим мотивам. В канадских семьях подобные причины бывают? Они больше не вместе, Марк. Да, я сказал Лили, что ты ее любишь и ты ждал, что она приедет. Ведь ты сам не решился бы на такое признание, а? А она? Она рассмеялась: “Он сумасшедший!” Я думаю, обыкновенное женское кокетство. Уж я в этом кое-что понимаю!

Все еще может быть, Марк, вот что я хочу сказать. Иногда жизнь дает нам второй шанс. Какое-то слово, взгляд, поворот головы, вздох, глупость – а вся судьба…

…Как долго я сидел в кресле, застыв, как модель для портрета, и ждал, и мечтал, а снег за окном не падал, кружась, а валил, по-канадски. Пришел Лоран в черных наушниках и начал убирать снег, я видел из подвального окна его высокие сапоги и лопату. “Дурка! – вспомнил я смешное слово Эммочки. – Это ведь снег, не мусор, зачем его убирать? Дай ему полежать, он сам растает!” Я ведь не знал, что в Монреале снег не тает почти до мая, и, когда наконец наступает весна, ее принимают за лето.