Читать «Подвижники и мученики науки» онлайн - страница 90

Валериан Викторович Лункевич

Павлов верил в науку, в ее плодотворную, способную изменить мир роль. Но эта вера Павлова в науку не была слепой: она покоилась на доказуемости ее завоеваний, на постоянной тщательной проверке ее положений. Отсюда его страсть экспериментатора, его потребность тысячу раз повторять любой опыт, привнося в него каждый раз новые и новые условия.

Неутомимый правдоискатель и человеколюбец, Павлов горел жаждой служить трудовому народу, служить своей родине. Это ярко сказалось, между прочим, в тяжелые годы гражданской войны в его отказе уехать из России за границу, под крылышко капиталистов, куда они старались увлечь его всяческими соблазнами благополучия, богатства и почестей…

Завоевавшее мировую известность павловское учение об условных рефлексах и о высшей нервной деятельности человека оказывает большое влияние на ряд других наук. Оно помогает философии тем, что, утверждая материальные основы психологии, подтверждает некоторые важные положения диалектического материализма. О влиянии учения Павлова на науку психологию мы говорили выше. Очень много дает учение Павлова медицине, ибо нет такой отрасли ее, на которой не сказалось бы влияние исследований Павлова, — это особенно относится к пониманию и лечению нервных, психических, сердечных, гипертонических, язвенных и других болезней. Педагогика также находит в работах Павлова исключительно полезный для себя материал.

Хочется еще раз остановиться на поразительном сходстве Павлова с Дарвином. Необычайная честность мысли, тонко развитая научная совесть — вот что составляет одну из характерных черт Павлова как ученого. Он беспощадно удалял все ложное, наносное. Он сурово преследовал в своих замечательных лабораториях всякое верхоглядство, поспешные, необоснованные заключения; ему были прямо ненавистны «мнимо ученые болтуны, легко порхающие над фактами…» И как ученый, и как человек Павлов никогда не занимался приспособленчеством, никогда не кривил душой, никогда не лицемерил. Это был настоящий человек.

Павлов прекрасно знал — и другим это внушал, — что сделанная им и его лабораторией огромная работа — далеко еще не все, что нужно знать для полного понимания деятельности головного мозга: необходимо еще постичь и ту наиболее сложную часть этой деятельности, которую мы называем словом «сознание» (мысль, чувство, воля). Материалистическая база для понимания этого процесса была Павловым заложена. Пути для познания его были открыты, общие законы установлены. И все же осталось сделать многое. Со всем присущим ему беспристрастием Павлов сознавал это. И горячо, страстно мечтал довести начатое им дело до конца. Незадолго до смерти он с жаром говорил: