Читать «Большая дорога» онлайн - страница 175

— Удивительное дело, как скоро все стали такими жалостливыми, — сказал Комариков, зло посмотрев на академика. — Немцев надо всех вырезать, тогда не будет войны.

— Чтобы не было войн, нужно уничтожить капитализм, — сказал Дегтярев.

— Я, конечно, «Капитала» не изучал, как вы, но знаю, что для победы нужно убивать врагов, — с убежденностью фанатика произнес Комариков. — И мне не важно, кто он: фашист, рабочий, учитель. Всех убивать!

Комариков принадлежал к разряду людей, которые считают, что их дело выполнять, а не рассуждать.

— Позвольте! — вдруг воскликнул художник Иван Иванович Козлов, краснея от смущения и заикаясь. — Позвольте! Значит, вы против товарища Сталина?

Комариков растерянно взглянул на него.

— А что он сказал? Когда?

— По-позвольте! А третьего июля, с-с-сказал: нам поможет и сам германский народ… Правда ведь? С-с-сказал?

— Да, сказал, — подтвердил академик, с благодарностью взглянув на художника. — Вы правы, Иван Иванович. Но, может быть, товарищ комроты не слыхал выступления Сталина?

Комариков молчал. Он слышал речь Сталина, но из всей речи врезалось ему в память лишь то, что нужно бить врага всеми средствами и силами.

— Мы должны думать о том, что будет после победы над Германией, — сказал Дегтярев. — С падением Гитлера еще не падет капитализм во всем мире. Надо смотреть в завтрашний день.

— С-с-совершенно с-с-справедливо! — воскликнул Иван Иванович и, вытащив из сумки блокнот, принялся зарисовывать пленного. — С-с-с-смотреть вперед!

Комариков отвернулся, как бы не желая продолжать спор, и, обращаясь к академику, спросил:

— Сколько раненых в этом отделении?

— Один Протасов, товарищ комроты. В руку. Направлен на перевязку.

В полдень немцы, подбросив свежую часть, перешли в контратаку. Впереди, на буром фоне полегшей пшеницы, Дегтярев увидел множество серовато-зеленых фигурок, и они напомнили ему гусениц совки-гаммы, которые однажды набросились на посевы колхоза. Люди окапывали поле канавой, гусеницы наползали в нее и выбраться уже не могли, и тут все давили их, обливали какой-то жидкостью, собирали руками и жгли, а гусеницы все ползли и ползли, и казалось, что никогда не иссякнет их страшная, неодолимая армия. И вот так же теперь ползли немцы сплошной серовато-зеленой массой.

Комариков бегал по траншеям и предупреждал, что стрелять нужно на близком расстоянии, когда он подаст команду, целиться тщательно, что патронов не так много, чтобы их выпускать на ветер, а если противник приблизится вплотную к окопам, то встретить его штыками.

— И бить беспощадно: всех до единого — всех! — кричал он, остановившись возле Дегтярева и косясь на него. — Без всякой жалости!

Владимир стоял в окопе, положив винтовку на бугорок, заменявший бруствер, так как переделать немецкие окопы для обороны не успели. Три гранаты висели на поясе. Он волновался, видя надвигающиеся цепи противника, но это было не чувство страха, а то волнение, какое Владимир всегда испытывал на охоте: каждую секунду из-за куста может выскочить заяц, и страшно, что промахнешься, и хочешь, чтобы зверь вышел непременно на тебя, а не на соседа.