Читать ««Истерический дискурс» Достоевского» онлайн - страница 7

Ренате Лахманн

Не только хроникер (и его двойник: всезнающий повествователь), но и все действующие лица участвуют в дискурсе истерии. Анализируя и наблюдая друг друга, они пользуются лексикой, обозначающей болезненные психические состояния: нервные припадки, бред, белая горячка, бешенство, безумие, исступление, бытие вне себя, экзальтация, сумасшествие, падучая болезнь, истерика. Хроникер ссылается на слова Лизаветы, комментирующие поведение Марии Лебядкиной после сцены в соборе: «Лиза сказывала мне потом, что Лебядкина смеялась истерически все эти три минуты переезда… и Варвара Петровна сидела как будто в каком-то магнетическом сне» [Бесы: 168]. Варвара Петровна замечает «необычайное волнение Лизы», которая «быстро и отчаянно прошептала… на ухо Варваре Петровне», Петр Верховенский шепнул хроникеру, анализируя необычайную взволнованность Лизы: «истерика» [Бесы: 210]. Поведение Ставрогина связывается другими наблюдателями, т. е. хроникером и Липутиным, с помешательством: «/он/ помешан»;это «случай психологический» [Бесы: 108]. Лебядкина в суждении других — «помешенная», «сумасшедшая» [Бесы: 103]. Лизавета, по словам хроникера, «все была в хаосе, в волнении, в беспокойстве»; подчеркивается «ее болезненное, нервное, беспрерывное беспокойство» [Бесы: 117]: она «была совершенно поражена, даже как-то совсем не в меру» [Бесы: 142], «она была в совершенном исступлении» [Бесы: 202]. Самоуверенная женщина (Бисмарк, деспот) едва ли верит в то, что ее опека была в чем-то недостаточной. «Демон иронии» овладел не только Ставрогиным, но также Варварой, хвалящей безупречный характер поступков сына: «неужели вы отвергаете то высокое сострадание, ту благородную дрожь всего организма» [Бесы: 203]. Ставрогин сам, с примесью свойственной ему иронии настаивает на своей «репутации» помешанного [Бесы: 208]. Петр обращается к отцу: «не кричи… поверь, что все это старые, больные нервы» [Бесы: 216]. Интересен и психологизм хроникера-наблюдателя, который, подобно психологу (в отличие от всезнающего повествователя), не знает «что было внутри человека» [Бесы: 219], поскольку он смотрит — и видит — извне одни симптомы. Диагноз Ставрогина фокусируется на его «злобе»: эта злоба «холодная, спокойная… разумная… самая отвратительная, и самая страшная, какая может быть» [Бесы: 219]. «Безо всякого ощущения наслаждения»: диагностик-моралист сравнивает злобу Ставрогина с душевным состоянием предшествующего поколения, к которому он причисляет людей типа «декабриста» Л. Современное поколение характеризуется им как больное: «нервозная, измученная и раздвоившаяся природа людей нашего времени даже и вовсе не допускает теперь потребности тех непосредственных и цельных ощущений, которых так искали иные, беспокойные в своей деятельности, господа доброго старого времени» [Бесы: 218]. Констатируя потерю непосредственности в переживании, хроникер является психологом общества, аналитиком современности.